Последняя ночь под звездами
Шрифт:
– Конечно. Но они и слушать не хотят. Мне бы хоть одно из этих гадких письмишек раздобыть. Вы уж расспросите, Леонид Борисович. Может быть, муж кому-нибудь из коллег жаловался или даже показывал эти письма? Это меня он волновать не хотел, а с посторонними мог и пооткровенничать.
– Расспрошу обязательно, – пообещал начальник.
– И еще…
– Что такое?
Было слышно, что Леонид Борисович уже начинает тяготиться этим разговором. Но собеседница не стала слишком злоупотреблять добротой начальника своего мужа и тихо попросила:
– Соедините
– Соединяю! – моментально повеселел Леонид Борисович и, действительно, соединил.
В трубке заиграла на недолгое время музыка, а потом женский голос произнес:
– Вахта слушает.
– Аглая Петровна, это Галина Александровна – жена Сергея Фадеевича.
– Узнала тебя, – произнесла женщина. – Как отдыхается?
– Плохо!
– Будет тебе, Галина, жаловаться. Ну, понимаю, погода в последнее время стоит не очень. Но вольно же вам с Сергеем было брать путевку в нашей полосе? Ехали бы себе к морю! Там без вариантов. Даже если и дождь, все равно тепло. А в дождь в море еще и получше купаться будет!
– Аглая Петровна, не в погоде дело.
И тетя Галя вновь пересказала всю свою историю. Подруги уже зевали, не сдерживаясь. Конечно, убийство – это ужасная трагедия. Но когда слышишь об этом в десятый раз, то трагизм как-то стирается. Но все равно подруги оставались рядом с тетей Галей. И оказалось, что поступили совершенно правильно.
Аглая Петровна, еще не дослушав до конца, неожиданно воскликнула:
– Галина, родная ты моя! Прости ты меня, дуру грешную!
– За что?
– Я ведь не знала, что от этих писем такой вред будет! Не думала, что та старуха на убийство решится. По виду-то она совсем одуванчик. Дунь на нее, и улетит!
– Значит, была все-таки старуха?
– Была, – горько произнесла Аглая Петровна. – Как часы, каждый месяц являлась. Придет, конверт швырнет, глазом на меня зыркнет и шипит этак злобно: «Белоручкову передай!»
– А что за старуха?
– Мерзкая гадина! И злобная! Один раз я ей попробовала возразить, мол, тут не почта, а я не почтальон. Так она на меня палкой замахнулась. И ударила. Хорошо, что не попала. Слепая, видать, совсем. Я и шевельнуться не успела, а палка рядом со мной уже опустилась. О конторку ударилась, даже гул пошел. Попади она мне по голове, я бы живой не осталась.
– Но кто она такая?
– Фиг ее знает. Но Сергей Фадеевич ее опасался. И потому тебе сообщать не велел. Молчи, говорит, Аглая, если Галина моя узнает, переживать станет. А эта старуха, сказал он, моя дальняя родственница. У нее беда случилась, ее дочка еще молодой умерла, мать ее с тех пор с горя рассудком повредилась. Но лет двадцать, пока помоложе была, еще худо-бедно как-то жила, на людей не кидалась. А к старости совсем из ума выжила, теперь письма с угрозами всем подряд строчит, в смерти своей дочери каждого второго обвиняет. Сейчас меня письмами бомбардирует, потом еще на кого-нибудь переключится, надо ждать. А еще добавил, что с этой бабкой никто из родни дела иметь не желает, от этого она в еще большую злобу входит.
– А как она выглядела, эта старуха?
– Отвратительно! Лет восьмидесяти на вид. На один бок кривая, ходит и ногу подволакивает. К тому же одевается престранно. Вечно на ней какие-то кофты, юбки бесконечные. На голове обязательно шляпа широкополая, перьями и пуговицами украшенная. И вообще, бабка украшения любит. Шея либо бусами обмотана, либо шарфом каким-то блестящим, либо медалями увешана, словно елка. Да медали-то не так, как у ветеранов, на специальных планках прикреплены, а вкривь и вкось по всей груди до самой шеи наколоты. Может, она и ветеран какой там, и блокадница, и еще кто, но только к старости она совсем из ума выжила, это уж точно!
– Что-нибудь можешь еще сказать? Мне во что бы то ни стало надо найти эту бабку.
– В пригороде она живет, в Вырице. А пенсию в городе получает. Поэтому раз в месяц только и появлялась. Как за пенсией явится, так Сергею Фадеевичу письмо очередное забросит и обратно к себе в Вырицу.
– Вы это точно знаете?
– Еще бы! Она к нам уже, почитай, несколько лет ходит.
– И каждый раз с письмом?
– Да, каждый раз с письмом. А про Вырицу она мне сама сказала. Мол, тяжело тут у вас в Питере, рада, что не живу тут больше. В Вырице, говорит, у нас благодать. Тишина, покой. Зимой снег белый, а не как у вас – от грязи и машин серый!
Услышав про поселок Вырицу, подруги призадумались. Конечно, Вырица – это не Питер, народу там живет куда меньше. Но вряд ли удастся так легко и просто найти бабку, имея лишь одно ее описание. Придется все же прибегнуть к помощи Лисицы и Эдика.
Тетя Галя, закончив разговор со своей знакомой, совсем пала духом.
– Нет, не найти нам преступника, – шептала она. – Старуха к Сереже, оказывается, уже несколько лет со своими злобными письмами таскается. Не она это, я чувствую, не она!
– Погодите отказываться от хорошей версии. Ясное дело, сама бабка не убивала, но могла кого-нибудь нанять.
– Думаете? А ведь и правда… могла! Как же ее найти, черт дери?
– Бабку мы возьмем на себя, – успокоила Кира бедную Галину Александровну. – Вы когда назад в город возвращаетесь?
Подруги ожидали, что тетя Галя скажет, что едет прямо сейчас или завтра утром, но женщина покачала головой:
– Пока не найду человека, убившего моего Сережу, никуда я отсюда не уеду!
– А как же похороны? – растерялись подруги. – Ведь надо же похоронить покойника по-человечески.
И тут тетя Галя окончательно поразила их, сказав:
– Пусть лучше Сережа останется неупокоенным, чем неотомщенным. Главное, найти преступника. Я надеялась, что этим займется полиция, но вижу, что, кроме как на вас, у меня надежды ни на кого нету.
– Мы вам обязательно поможем, – пообещали ей подруги и ушли, недоумевая в душе, как тетя Галя представляет себе дальнейшее пребывание в «Красных зорях», если в паре сотен километров отсюда в морге стынет тело ее бедного мужа, непогребенное и неупокоенное.