Последняя ночь у Извилистой реки

Ирвинг Джон Уинслоу

Доминик уже начал думать, что они вполне могут задержаться на плотине Покойницы до девяти утра и дождаться Кетчума. А констебль Карл – он, скорее всего, тайком похоронит Джейн и забудет о ней. Во всяком случае, до того момента, пока не узнает об исчезновении повара с сыном. В Извилистом решат, что индианка сбежала вместе с ними. Только Ковбой будет знать, где она. Вряд ли он станет выкапывать труп ради опровержения. Это рискованно, поскольку тогда подозрения могут пасть на него. Многие знали, как он обращался с Джейн.

Или все эти рассуждения – не более чем отчаянное желание Доминика Бачагалупо, мечтающего видеть такой ход развития событий? Констебль Карл без промедлений похоронил бы Джейн, если бы знал, что это он ее убил. Воображение

повара рисовало ему желанную картину: Карл настолько захлестнут раскаянием, что у него помутился рассудок. Доминику очень хотелось принять желаемое за действительное. Раскаивающийся констебль Карл! Знал ли тупой и жестокий Ковбой само это слово – «раскаяние»?

Справа от заграждения и водослива воду крутило по часовой стрелке, и с нею кружились одиночные «бродячие» бревна с содранной корой: красная сосна, лиственница, ель. И никаких мертвых тел. Место, где основная масса воды проходила через водослив шлюза, было плотно забито сгрудившимися бревнами. Канаты ограждения натянулись до предела. Но и там, в темной от коры воде, повар и его сын не замечали ничего, кроме бревен.

Они взобрались на плотину и осторожно прошли по левой ее кромке до открытой воды. Здесь вода и «бродячие» бревна крутились против часовой стрелки. Отец и сын заметили побуревшую перчатку из оленьей кожи, но Эйнджел таких перчаток не носил. Вода была черной и глубокой. Она качала и вертела куски коры. Но и здесь, к разочарованию (и тайному облегчению) Доминика, они не увидели мертвого тела.

– А вдруг Эйнджел все-таки выбрался? – сказал Дэнни.

Доминик даже не стал опровергать сыновнее предположение. Бывали случаи, когда угодившие под бревна все-таки выплывали, но только не подростки.

Был восьмой час утра. Поиски продолжались. Пусть Эйнджел и сбежал из дома, его близкие наверняка хотят знать, что стряслось с их парнем. Где еще искать? Оставались берега запруды лесопилки. На это уйдет больше времени, но там ходить безопаснее. Чем ближе они находились от заграждения и плотины, тем сильнее повар и сын беспокоились друг за друга. Они ведь не Кетчум. И ботинок с рифленой подошвой и шипами у них нет. А навыков – меньше, чем у самого неопытного сплавщика. Они не люди реки, только и всего.

Тело Эйнджела они обнаружили в половине девятого. Труп длинноволосого парня в его красно-бело-зеленой клетчатой фланелевой рубашке плавал в мелководье, лицом вниз. Рядом не крутилось ни одного бревна. Дэнни даже не замочил ног, когда подтаскивал тело к берегу. Он воспользовался валявшейся рядом веткой, зацепил рубашку Эйнджела и, позвав отца, стал буксировать тело к берегу. Вдвоем они вытащили утопленника на берег. После возни с телом Джейн эта работа показалась им совсем легкой.

Они расшнуровали шипованные ботинки Эйнджела, один из которых превратили в импровизированное ведро. Зачерпывая ботинком воду, повар и Дэнни смыли с лица и рук Эйнджела грязь и приставшие кусочки коры. Бледная кожа мертвого подростка приобрела синюшный оттенок. Дэнни собрал все свое мужество и пальцами расчесал мертвецу волосы.

Первым пиявку на теле Эйнджела заметил тоже он. Большую, толщиной с искривленный указательный палец Кетчума. Местные жители называли таких пиявок северными кровососками. Пиявка прилипла к шее Эйнджела. Повар знал, что это далеко не единственная тварь на теле мертвеца. Знал он и про отвращение, питаемое Кетчумом к пиявкам. Скорее всего, Доминику будет не уберечь друга от лицезрения мертвого Эйнджела. Но они с Дэнни постараются, чтобы Кетчуму не попалась ни одна кровососка.

К девяти часам отец с сыном перетащили тело Эйнджела на грузовой причал лесопилки. Здесь было сухо: часть причала освещалась солнцем. К тому же отсюда хорошо просматривалась стоянка. Доминику и Дэнни пришлось раздеть утопленника и оторвать почти два десятка пиявок. Потом они обтерли тело Эйнджела его клетчатой рубашкой и переодели частично в вещи Дэнни, частично – в одежду повара. В чужой одежде мертвый подросток

выглядел незнакомым парнем, случайно обнаруженным ненароком оказавшимися поблизости людьми. Футболка, что была велика Дэнни, великолепно подошла Эйнджелу. Гардероб дополнили старые джинсы Доминика. Это делалось не столько для мертвеца, которому было все равно, сколько для Кетчума. Если тот все-таки появится, ему не придется созерцать мокрую и грязную одежду. Однако убрать с кожи синюшный оттенок было не в их власти. Глупо надеяться, что слабое апрельское солнце вернет Эйнджелу естественный цвет кожи. Но все-таки Эйнджел не выглядел закоченелым.

– Мы ждем Кетчума? – спросил Дэнни.

– Подождем еще немного, – ответил повар.

Дэнни понял: отец сейчас волнуется больше, чем он. (Доминик сознавал беспощадность утекающего времени.)

Выжимая грязные джинсы Эйнджела, повар нащупал в переднем левом кармане бумажник. Простой, дешевенький бумажник из искусственной кожи. Внутри, под пластиковым окошечком, была фотография миловидной полной женщины. От долгого пребывания в холодной воде окошечко запотело. Доминик протер его рукавом. Лицо женщины проступило резче. Она была похожа на Эйнджела. Наверняка это его мать. Женщина выглядела лишь немногим старше повара, но моложе Индианки Джейн.

Денег в бумажнике было немного – всего несколько купюр и только американские доллары (Доминик ожидал найти и канадские доллары). Там же лежала визитная карточка какого-то итальянского ресторана. Это подтверждало прежнюю догадку повара насчет того, что Эйнджелу была знакома работа на кухне, хотя парень занимался ею скорее по необходимости, чем по призванию.

Однако визитная карточка таила и неожиданности. Ресторан находился не в Торонто и не в каком-то ином месте канадской провинции Онтарио. Это был итальянский ресторан в Бостоне, в штате Массачусетс. Еще большим сюрпризом для Доминика оказалось название ресторана. То была фраза, которую незаконнорожденный сын Аннунциаты Саэтта слышал от матери с «гарниром» горечи и отвержения. «Vicino di Napoli» – так отвечала Нунци на вопрос о том, куда делся отец Доминика. Помнится, Доминик разыскал на карте близлежащие к Неаполю городки – Беневенто и Авеллино, случайно услышав, как мать упомянула их во сне. Тогда он думал, что отец действительно уплыл в Италию.

Повар вертел в руках мокрую карточку. Возможно, его папаша-шалопай и не уплывал ни в какую Италию, а убежал не далее итальянского ресторана на Ганновер-стрит, которую Нунци называла «главной улицей» бостонского Норт-Энда. На визитке значилось название ресторана: «Vicino di Napoli». «Окрестности Неаполя», если перевести с итальянского. Ресторан явно принадлежал уроженцам Неаполя и находился на Ганновер-стрит, вблизи ее пересечения с Кросс-стрит. Названия улиц также были знакомы Доминику с детства. Нунци без конца твердила, где лучше всего заказывать петрушку (prezz'emolo) и прочие продукты. Она называла два ресторана: «У матушки Анны» и «Европеец», и оба они находились на Ганновер-стрит.

Казалось бы, что еще может потрясти повара после страшного совпадения: сын убил его любовницу той же легендарной сковородой, что однажды спасла от медведя его ныне покойную жену? Кто бы поверил в такое совпадение? И все равно Доминик не был готов к последнему открытию, которое сделал, исследуя содержимое бумажника Эйнджела. В одном из отделений он нашел потертый сезонный билет для проезда в бостонском метро и трамвае. Мать Доминика называла такие билеты «транзитными». В билете было указано, что его предъявителю летом 1953 года еще не исполнилось шестнадцати лет. Ниже стояла дата рождения Эйнджела: 16 февраля 1939 года. Следовательно, погибшему подростку едва исполнилось пятнадцать, а из дома он сбежал в четырнадцать с лишним (если действительно сбежал). Теперь уже не узнать, был ли Бостон его родным городом, хотя проездной билет и визитная карточка ресторана «Vicino di Napoli» давали серьезные основания так думать.