Последняя песня [Спой последнюю песню Вальдизи]
Шрифт:
— Клесно? — Аббат был удивлен. — Разумеется. Я очень много о вас слышал. Присоединяйтесь, прошу вас! Что привело столь известного ученого в сии унылые места?
Клесно улыбнулся в знак признательности:
— Я тоже направляюсь в Радер. До меня дошли слухи, что среди древних развалин обнаружены некие наскальные письмена. Если это действительно так, то я бы хотел их скопировать для изучения и сравнения с другими наскальными надписями, уже имеющимися у меня в коллекции.
— Значит, вы действительно собираетесь дополнить труд Нентали «Толкование древнейших каббалистических знаков»? — спросил
Клесно возмущенно приподнял густые брови:
— Разъяснить, а не дополнить, преподобный Каллистратис. Я вижу, что вы тоже прекрасно осведомлены в этой области. Вечер и впрямь предвидится интересный.
— О, пожалуйста, ученые господа, — передразнил их донесшийся из угла комнаты насмешливый голос. — Не утомите нас до смерти столь возвышенным спором.
— Заткнись, Хеф! — прервал его грубый бас. — Тебя ждет смерть более интересная, чем от скуки, когда мы доберемся до Радера!
Послышался непристойный ответ, затем глухой удар. До сидящих за столом донесся звон цепей и приглушенные проклятия.
— Ранвиас, сын сифилисной шлюхи, ты едва не выбил мне зуб! Смелый сукин сын — избивать закованного в цепи человека!
— Перед тем как ты оказался в цепях, у нас были равные шансы, Хеф, — проворчал Ранвиас. — Вскоре после того, как мы окажемся в Радере, тебе никогда уже больше не понадобятся зубы.
— Посмотрим, Ранвиас. Мы еще поглядим, кто кого. Мне и раньше встречались хитрые ублюдки, охочие до денег, но не один из них так и не дожил до того, чтобы пересчитать золотые, что обещаны за мою голову.
Клесно указал на двух мужчин, сидящих в углу зала. Один из них, высокий воин с тяжелым подбородком и поседевшими волосами, был одет в зеленую тунику рейнджера. Другой, его пленник, — худощавый мужчина с узким лицом и грязной желтой бородой — был обладателем невинных голубых глаз, слишком невинных для человека, скованного по рукам и ногам.
— Вон тот — это Сумасшедший Хеф. Молва о нем, должно быть, докатилась и до вас, глубокоуважаемые господа. Выглядит совсем безобидно, но я сомневаюсь, что все молитвы вашего духовенства смогли бы очистить его душу от совершенных им жутких преступлений. Мы говорили о нем как раз перед вашим приходом. Этот воин, в конце концов, нашел дорогу к пещере, в которой было логово Хефа. Если он теперь сможет сделать то, что не удалось пока ни одному смельчаку — довезти бандита до города и сдать властям, то городскому палачу в Радере предстоит тяжелая работенка.
Откуда-то с верхнего этажа трактира донесся женский крик.
Священник поднялся было с кресла, но замер на полдороге, заметив, что никто не обращает на стоны ни малейшего внимания.
Вопль, полный боли, снова разнесся по обшитым деревом коридорам трактира, по узкой деревянной лестнице, ведущей вниз.
Кто-то захлопнул дверь у лестницы, заглушая крики.
Двое других путешественников посмотрели друг на друга. Один из них, весь заплывший жиром, молча пожал плечами и продолжал поглощать яблочный пирог. Его менее тучный товарищ задрожал и в отчаянии уронил голову на руки.
— Господи, когда же это кончится? — простонал он.
Толстяк вытер замасленные губы и потянулся за очередным куском пирога.
— Выпей вина, Дордон, оно хорошо успокаивает нервы.
Пассло
— Не волнуйтесь, преподобный Каллистратис. Наверху рожает молодая жена торговца. Нет причин для беспокойства. Как видите, муж невозмутим. Только его брат кажется слегка взволнованным.
— Этот кусок жира — просто недоумок! — усмехнулся Клесно. — Думается, его мозги давно уже сгнили от сифилиса. Жаль только его жену — бедное дитя! Если бы наш хозяин не послал к ней служанку, этот дегенерат, несомненно, оставил бы ее рожать в одиночестве.
— Таинство рождения, — нравоучительно сказал аббат, — при котором боль есть счастливая обязанность.
Тем временем трактирщик разложил на столе разделочные доски и буханки черного хлеба. Следом за ним появился смуглый карлик, единственный слуга, которого священник увидел в трактире. В коротких, но крепких руках он нес огромное блюдо с жареным мясом, которое подносил каждому гостю, чтобы тот мог выбрать себе кусок по вкусу. Толстый торговец нетерпеливо заворчал, когда увидел, что карлик остановился сперва перед столом, за которым сидели аббат и два его собеседника.
— Пожалуйста, Джаркос, — взмолился его брат. — Не оскорбляй только этих высокочтимых господ!
Хеф захихикал:
— Смотрите, не съешьте все! Оставьте хорошую, увесистую кость для бедного беззубого Хефа!
Доносящиеся сверху стоны, приглушенные толстой дубовой дверью, теперь слышались чаще.
Трактирщик нервно улыбнулся, потирая руки в черных перчатках.
— Я принесу еще вина, Боджер, — сказал он карлику, — а ты возьми мандолину и сыграй гостям.
Карлик ухмыльнулся и поспешно скрылся в дальней комнате. Через мгновение он появился снова — в шляпе с перьями и с мандолиной в руках.
Его пальцы с неестественно длинными ногтями, похожими на лезвия ножей, ударили по струнам инструмента, и он начал прыгать по комнате, распевая пронзительно-тонким голоском комические куплеты.
Сверху продолжали доноситься стоны, но путешественники скоро привыкли к ним и даже не заметили, как они прекратились.
Глава 3. ВЫ ЗНАЕТЕ ПЕСНЮ ВАЛЬДЕЗИ?
— …И тогда, как раз в тот момент, когда охотник повернулся, услышав сзади себя странный шум, оборотень прыгнул на него с крыши хижины! Охотник попытался выхватить серебряный кинжал, висящий у пояса, но ножны были пусты! И только теперь вспомнил он предупреждение старца! И, умирая, он увидел, что зверь, вырвавший ему горло, имел огненно-желтые глаза его жены!
Клесно поудобнее устроился в кресле и выпустил струю дыма в сторону слушателей, расположившихся вокруг камина.
— Браво! — взвизгнул Джаркос, толстый торговец. — Какая история! Значит, его жена и в самом деле была оборотнем?
Клесно даже не соизволил ответить. Вместо этого он кивком головы поблагодарил аплодирующих слушателей.
От еды остались лишь обглоданные кости и сырные корки. За окном гудел холодный осенний ветер, а в трактире разомлевшие от тепла путешественники попивали вино. Было поздно, но никто не хотел спать. Подтащив кресла поближе к горящему камину, они слушали баллады карлика Боджера, а когда наступила ночь, кто-то предложил рассказывать истории.