Последняя принцесса Нуменора
Шрифт:
Он замолчал, покорно ожидая ответа.
— Зачем же ты вернулся из Страны Вечных Льдов, а не остался на этой… своей родине? — холод и непонимание были в ее взгляде.
— Ярон представлял собой большую опасность, и я был послан остановить его.
— О! Ты как воин света, противостоящий двойнику из мрака?
— Вроде того.
— Но, если Ярон повержен, почему ты не отправишься домой? Зачем было использовать облик Олвика и преследовать меня?
«Терзай мое сердце, я заслужил эту муку», — думал Юниэр и понимал ее боль.
— Когда я вспомнил, кто мы друг для друга… я не смог уйти… Мирэ. А открыться
— Я не виню тебя, — отрешенно сказала Мириэль, — все, что было между нами, — облачко, развеянное ветром. Мы прожили врозь целые жизни и теперь только помешаем друг другу.
— Не говори так. Наша любовь не легкое облачко, которое можно развеять ветром. Это гордыня не дает тебе услышать свое сердце. Ты же знаешь, что мы созданы друг для друга…
— Ты обезумел! Как ты смеешь являться ко мне через столько лет и говорить, что мы предназначены друг для друга? Как смеешь ты вмешиваться в мою жизнь теперь? Уходи. Я не хочу тебя даже видеть.
Юниэр молчал, потупившись. Она, пожалуй, права. Если он жил все эти годы в неведении о ней и, когда память вернулась, почувствовал их любовь так, как будто бы это было вчера, то она все пережила и забыла. Или постаралась забыть. Зачем же он бередит старые раны?
— Если можешь, прости меня, Мирэ, — тихо произнес он наконец.
— Эру простит, — ответила принцесса, — я не желаю тебе зла. Больше нам не о чем говорить.
— Но я не могу уйти. Ты бросила вызов сильным врагам. Твоей магии не достаточно, чтобы победить Саурона. Я должен быть рядом, чтобы помочь тебе.
— Мне не нужна твоя помощь! — гневно воскликнула Мириэль. — Ты должен исчезнуть из моей жизни навсегда! — «Ну, почему он не понимает, что ей больно быть с ним рядом?»
— Как пожелаешь, — ее слова ранили. Он знал, что этот разговор не будет легким, и все-таки надеялся на что-то, — ты не будешь видеть меня. Но я не уйду. И еще… — он взглянул ей в глаза, но она отвернулась, не желая видеть в них муку, — волком я больше не буду.
И он ушел.
Мириэль еще долго не могла прийти в себя. Буря протеста поднялась вдруг со дна ее души. Почему все происходит так, а не иначе? Почему не пришел он тогда, когда она так ждала его? И так нет ей покоя, а тут еще приходится заново переживать старую обиду. «Это все не имеет значения, — убеждала она себя, — отпусти его, освободись от горькой памяти, он чужой, мы чужие». Но напрасно она уговаривала себя, он не становился ни облачком, ни созвездием.
Оказывается, куда легче было жить, думая, что он где-то далеко или его нет в живых, чем теперь, когда он вдруг объявился.
— Если он действительно любил меня, то никакие чары не могли бы заставить его забыть обо мне, — она почувствовала боль в сердце, показалось, что оно стало твердым и холодным, как могильная плита, и она не смогла согреть его прощением.
И еще одну потерю пережила сегодня Мириэль: ее верного друга Олвика больше никогда не будет с ней рядом. Мириэль медленно побрела к башне, чтобы помолиться о душе снежного волка — друга, который никогда не обманывал и не предавал ее.
Юниэр больше не скрывался. Он встретил многих друзей в Роменне, и все были рады его возвращению, вздыхали, правда, по поводу его разлада с принцессой, но что делать, такова жизнь, с кем не бывает. Его не утешали их искреннее сочувствие и бодрые пожелания, но он не подавал виду.
Он получал настоящее наслаждение, помогая роменцам строить новое государство, и держал свое сердце открытым для каждого. Их надежды и мечтания были наивны и едва ли осуществимы, но без веры в жизнь не может быть и самой жизни, и не верящему в счастье никогда не стать счастливым. Если бы не отчуждение и неприязнь, которые вызывало у принцессы его появление, он был бы счастлив. В приятной суете подготовки к празднику они иногда встречались, но Мириэль делала вид, что не замечает его, а он больше не пытался напоминать о своем присутствии.
Роменцы заново заселяли Андуниэ, те, кто не желал признать Мелкора Богом и кто опасался Саурона, приходили теперь из других городов Эленны и просили прибежища в новом государстве. Сами же Верные редко бывали в Арменелосе. Амандил просил, чтобы они вели себя осторожно, потому что большинство нуменорцев ненавидели эльфов, а заодно и элендили.
Полномочия, которыми король наделил вдруг Верных, возмутили граждан, а свобода, которую они получили, пугала послушных обывателей. Амандил надеялся, что со временем люди привыкнут к новому порядку вещей, присмотрятся к элендили и увидят, что помыслы их чисты, а дела благородны. Они не оскорбляют и не убивают зря, не приносят кровавые жертвы. Увидев, как процветает Роменна и Андуниэ, как доброжелательны и искусны их жители, многие потянутся к Верным, а Саурон в конце концов окажется без поддержки. Со временем… Но будет ли им дано время?
Пока же в Нуменоре о новом государстве Верных ходили самые нелепые слухи, которые тревожили и печалили Амандила.
Вот и сегодня их гости, рыбаки из Окуньки, привезли новую порцию сплетен. Все они собрались за обеденным столом в ясеневом лесу. Общинные обеды, когда каждый выставлял все, что у него было, вошли в привычку в строящемся заново Андуниэ. В полдень прерывались работы, и люди собирались в тени ярких праздничных лесов перекусить и набраться сил.
Юниэр с радостью обнял давнего друга Греда, к ним подошли Лиэль и Исилдур, не так давно пользовавшиеся гостеприимством рыбака и удравшие из-под его крова. Тут же оказались Лотлуин и Мириэль. На этот раз, заметив Юниэра за тем же столом, она осталась против обыкновения.
Гред изменился за эти годы, видимо много горечи и разочарований выпало на его долю. Он стал ворчлив и недоверчив, всюду высматривал изъяны и был уверен, что все хорошее обернется тем большей бедой, чем больше довериться этому хорошему. Рыбак не верил в истории, которые сейчас пересказывал, но нисколько не щадил слушающих и не заботился о том, что портит им настроение.
В Нуменоре считали, что духи королей, которые навестили Черный храм, все еще находятся на Эленне и клубятся у склепов, а Верные своими чарами мешают им вернуться в мир, откуда их вызвали. От этого духи свирепеют и мстят людям. Заблудшему путнику несдобровать — если заметят, то обязательно растерзают. Гред отметил, что нашлись даже жертвы неприкаянных духов, поэтому редкие нумеронцы покидают свой дом после заката солнца, а к гробницам никто близко не подходит даже днем.