Последняя пристань
Шрифт:
В Усть-Чалыше судьба свела Нахапьева с Никитой Нечипоренко, еще недавно считавшемся самым богатым человеком Причалышья. Фамилия Нечипоренко стояла первой в списке людей, подлежащих раскулачиванию. Каким-то образом он узнал об этом. Уложил в мешки самые ценные пожитки, запряг лучшую пару лошадей и ночью исчез из деревни. Но перед тем, как взяться за вожжи, поджег усадьбу вместе с домом и скотным двором. Погоняя лошадей, все время оборачивался на отсветы пламени и плакал от жалости за погибавшее в огне добро. Наживать его приходилось долго и трудно. С тех пор он постоянно мстил советской власти. Нынешней весной вместе с Нахапьевым они сожгли несколько колхозных амбаров.
Расследуя два последних пожара, Крутых вышел на след Нахапьева. Ему удалось нащупать и связь его с Гошкой. Окурок, подобранный чекистом у дома Евдокима, оказался свежим. Из него еще не выветрился запах табака. Папиросы назывались «Пушка». Оставалось выяснить, курит ли их кто-нибудь на катере.
Возвратившись со Спиридоном Шишкиным в Луговое, Крутых заново опросил многих людей. И снова ему удалось напасть на маленький след. Один из колхозников сказал, что в ту ночь, когда сгорел амбар с хлебом, он видел на окраине села двух верховых. Рассмотреть их он не мог, они были слишком далеко. Но хорошо помнил, что один из них курил. Тогда он принял их за своих, а сейчас начал сомневаться.
Крутых пошел вместе с колхозником на то место, где стояли всадники. Обшарил на коленях всю землю в округе и нашел выцветший от воды и солнца окурок. Это были все те же папиросы «Пушка». Во всем Луговом не нашлось человека, курившего папиросы. Здесь пользовались только самосадом.
Не нашлось такого и на катере. Матросы курили махорку, Сапрыкин и Овсянников не курили вообще. И Крутых понял, что ему нужно возвращаться к Канунникову. Именно в его доме лежал ключ к истории с двумя одинаковыми окурками, а, возможно, и к распутыванию всего клубка с пожарами. Признание Натальи в том, что у них были Нахапьев с Гошкой прояснило для него почти все. Оставалось выяснить роль Евдокима.
Едва катер вышел за поворот реки, Сапрыкин и чекист сразу увидели пароход «Зюйд». Сомнений не было — он прочно сидел на мели. Сапрыкин выматерился.
— Если машина сорвалась с фундамента, — сказал он, — прощай навигация до следующего года.
Крутых промолчал. Он подумал о том, что Канунникова надо будет арестовать прямо на пароходе и немедленно отправить в Усть-Чалыш.
Катер причалил к «Зюйду» с левого борта. Разворачиваясь против течения, он чуть не налетел на тычку, которую Евдоким успел перенести к берегу. И Сапрыкин понял, что капитан «Зюйда» не обратил на нее внимания. Впрочем, это можно было понять — на тычке не было пучка травы. По всей видимости, капитан принял ее за часть рыболовной снасти.
Едва катер коснулся борта парохода, Крутых и Сапрыкин перепрыгнули через поручни на его палубу. Из машинного отделения поднялся мокрый, перепачканный машинной смазкой капитан.
— Слава Богу, в трюме все в полном порядке, — сказал он.
— Как же ты просмотрел отметку глубины? — спросил Сапрыкин.
— Ничего я не просмотрел, — ответил капитан. — Я шел около нее.
Втроем они пошли на правый борт. В пяти саженях от парохода, вздрагивая под напором течения, стояла тычка, которую не успел перенести Евдоким. Стали решать, как сдернуть пароход с мели.
— Надо цеплять его катером за корму, а я дам полный назад, — сказал капитан.
Команды обоих судов начали готовиться к операции. Крутых решил в это время обследовать обе тычки и берег. Его немного насторожило то, что здесь не оказалось Евдокима. Но он тут же подумал, что Евдоким, совершив преступление, сбежал. Чекист попросил капитана дать ему матроса и спустить на воду лодку.
Осмотр тычек ничего не дал. Но на берегу он сразу же нашел окурок «Пушки» с покусанным, еще влажным мундштуком. Крутых прошел немного по тальнику и увидел лодку Едвокима. Он узнал ее сразу. На дне лодки чернела лужа крови. Кровью были вымазаны борта и весла.
— Э-эй, сюда! — вдруг услышал Крутых испуганный голос матроса.
Чекист выскочил из тальников на крутой яр и сразу увидел Канунникова. Тот лежал, уткнувшись лицом в землю и широко раскинув руки. Над ним стоял сгорбившийся матрос.
Катер помог «Зюйду» сняться с мели. Сапрыкин с капитаном стали советоваться, что делать дальше. Если отметки глубины переставлены умышленно, на мель можно сесть уже на следующем перекате. Но в это время они увидели махавшего им рукой Крутых. Пересев на катер, Сапрыкин подъехал к нему.
— Канунникова убили, — сказал чекист и показал рукой на яр.
— Да ты что? — удивился Сапрыкин. — Кто бы мог это сделать?
— Те, кто поджег в Луговом амбар, — ответил чекист и, в свою очередь, спросил: — Куда ведет эта протока?
— В озеро. До него здесь не больше полуверсты.
Оказалось, что Сапрыкин хорошо знает эти места.
— А куда еще можно уйти отсюда? — снова спросил Крутых.
— В Обь. Но плыть надо по разливу, а лодку на нем видно за три версты.
Обсудив положение, Сапрыкин решил сходить на катере до следующего переката и проверить там тычки. Если они установлены правильно, значит, пароход может идти дальше. Стоять здесь он не имеет права, его уже давно ждут в причалышских колхозах.
Сапрыкин отдал команду капитану и катер немедля отчалил от берега. Мимо тычек, установленных на втором перекате, они проходили, когда спешили на помощь к пароходу. Сапрыкин почти не сомневался, что они установлены правильно и плыл туда лишь затем, чтобы лишний раз удостовериться в добросовестности бакенщика, которому он почему-то верил. Евдоким с первого взгляда показался ему серьезным, внушающим к себе уважение человеком. Так оно и оказалось — отметки глубины были установлены правильно. Бандитам удалось переставить тычки только на одном перекате.
Вернувшись назад, на коротком совещании было принято решение о том, что «Зюйд» пойдет своим маршрутом, а Крутых с Сапрыкиным отправятся в устье протоки, выходящей в Обь.
И там подождут бандитов. Те смогут добраться туда не раньше следующего утра, а катер будет на Оби уже сегодня вечером. Но на всякий случай на Чалыше решено было оставить трех матросов с ружьем. Надо было запереть бандитам оба выхода из протоки.
Тело Евдокима перенесли на палубу парохода, накрыли парусиной. Команда катера, сняв шапки, в молчании постояла у его ног. Суда дали прощальные гудки, и «Зюйд» зашлепал вверх по Чалышу, намереваясь дойти, как и предполагалось, до самой последней пристани. Но первую, незапланированную остановку он должен был сделать у дома Канунникова.