Последняя роль неудачника
Шрифт:
— Что он сделал?
— Он сбежал из больницы, когда узнал о вашем исчезновении, Альбина. Он позвонил другу вашего мужа, джазовому музыканту Долохову, и тот, будучи в курсе вашей истории, все ему рассказал. Долохов видел Кормильцева на вашей свадьбе, но он не знал, кого он видел. Разумеется, когда Кормильцев говорил с ним по телефону, Долохову и в голову не могло прийти идентифицировать его с тем троюродным дядей. Но это все детали. Дело не в том, как ваш отец провел Долохова, дело в том, что он увидел в Интернете ваши… «съемки». Вы понимаете, о чем я говорю, не так ли?
Альбина Артемьева закрыла лицо руками.
Они сидели в мастерской ее мужа. По случаю счастливого возвращения супруги Олег Артемьев убежал в ближайший супермаркет. Гордеев ждать его появления не собирался, он хотел лишь задать Альбине несколько вопросов.
— Это была не совсем обычная судьба, — покачала головой Альбина. — Впрочем, обычных судеб, наверно, и не бывает. Многие похожи, но двух одинаковых не найдешь — все равно что отпечатки пальцев… Но если мой муж нанял вас, если вы занимались всем этим, как же вы допустили, чтобы мой отец погиб?
— Почти сразу, как только я узнал, что Кормильцев в Зеленогорске, я направил туда своего человека — опытного детектива Филиппа Агеева. Вариантов было немного: либо Кормильцев знает, где вы находитесь, либо сам ищет вас. Была придумана легенда, будто они пересекались прежде в питерских Крестах, но Кормильцев, надо отдать ему должное, на это не клюнул. И все равно Агеев постоянно следил за ним, почти вплоть до конца, но тут вмешалась роковая случайность. Мы не знали, куда Кормильцев нас приведет. Агеев уволился с завода в тот же день, когда его «знакомый по Крестам» перешел на работу на радиостанцию. Сделать это ему оказалось быстро и несложно, он-то ведь был фальшивым «освобожденным». А затем он устроился грузчиком в универмаг, который был рядом с радиостанцией. Платили там сущие гроши — еще меньше, чем на фабрике, а работы было достаточно. Агеев старался следить за своим подопечным, и, в общем-то, у него получалось — Кормильцев исправно ходил на работу, откуда так же дисциплинированно возвращался «домой» — к женщине по имени Алла… Вам это имя что-нибудь говорит?
Альбина молча покачала головой.
— Агеев прицепил Кормильцеву «жучок» — такое миниатюрное подслушивающее устройство, а сам уволился из грузчиков и снял комнату в соседнем доме. Когда была возможность, он следил за Валентином лично. Но при характере и образе жизни вашего отца не было никакой гарантии, что с ним что-нибудь не случится. К несчастью, так и вышло. В самый последний день, по дороге на работу, он сцепился с какими-то подростками, порвал пиджак и, недолго думая, выбросил его в мусорный бак. Это все и решило. После долгого молчания Агеев заволновался, бросился искать подопечного, но все равно за такое короткое время не смог угадать, куда исчез ваш отец, — а он поехал с Варенцовым на фабрику… Мы примчались туда почти одновременно, но было уже поздно. Я ответил на ваш вопрос?
— Да…
— Теперь и я хочу спросить. Что вы в первую очередь помните о своем отце?
Она задумалась.
— Глупо, конечно, но…
— Говорите.
— Я помню, как я купалась — в Северодвинске холодно, и редко кто из нормальных людей это делал, но я всегда любила море, и отец мне разрешал. Я здорово ныряла, а он, лежа на берегу, смотрел на меня. Вот что я помню. Не знаю почему. Нет, знаю. Он мне говорил тогда, что, когда я вырасту и стану взрослой, мы поедем куда-нибудь в более теплые края и там все будет точно так же: он лежит на берегу, а я — прыгаю с камня… Вы думаете, это у меня сентиментальное воспоминание? — с неожиданным раздражением уточнила она. — Черта с два! Меня всегда бесила такая позиция: вот он лежит, и вот я — прыгаю. Нет, я, конечно, любила прыгать, я всегда любила совершать резкие движения, а он всегда любил ничего не делать. Мы такие разные…
— Расскажите мне просто и сжато его биографию, — попросил Гордеев.
— Что это теперь даст? — горько усмехнулась она.
— Ничего не даст. Просто я хотел бы знать больше того, что знаю.
Она пожала худенькими плечиками, застрахованными на многие тысячи долларов, и рассказала то, что знала.
Валентин Кормильцев родился и до определенного периода жил в благополучной семье. Когда ему было десять, его родители погибли в авиационной катастрофе, и мальчика забрали к себе дедушка с бабушкой — они жили в пригороде Горького. К тому времени он уже три года занимался музыкой — у него находили способности, Валя играл на фортепиано. Учился он легко, но был несомненный гуманитарий, музыку же особенно хорошо чувствовал, что, впрочем, не мешало ему полноценно развлекаться с друзьями. Летом он чудесно проводил время, преимущественно изучая окрестности города. Но однажды каникулы чуть не закончились трагически. Двенадцатилетний Валя чудом остался жив, получив удар электрическим током напряжением в двести семьдесят вольт на железнодорожной станции Котово. История вышла банальная и трагическая. Пятеро ребятишек возвращались домой через железнодорожные пути. Валя на спор залез на вагон грузового поезда и попал под провода. В тяжелом состоянии с сильными ожогами и переломами мальчик был доставлен в реанимацию сначала районной больницы, а потом — областной. Валя находился в сознании, но его состояние долгое время оставалось тяжелым. Он разговаривал с родными, хорошо ел, но, по мнению врачей, это было лишь состояние эйфории. Ребенок быстро отошел от шока, но он совершенно не помнил, как оказался в больнице и что с ним произошло. Через три дня мальчика перевели в ожоговый центр Нижнего Новгорода. Говорить о возможном улучшении врачи стали только по истечении полутора месяцев. Через год память вернулась к нему полностью, и он восстановился физически, но в музыкальную школу больше не вернулся. В общеобразовательную, разумеется, снова пошел, но окончил только восемь классов, и то с большим трудом. У него прорезалась любовь к технике. С приятелями-двоечниками собирал мопед, который ездить дальше соседнего квартала отказывался. Потом была армия, точнее, Северный флот, на котором он и остался. Дед с бабкой умерли, он продал их домик в Горьком и обосновался в Северодвинске. Там встретил будущую мать Альбины. Альбина родилась, когда родители еще любили друг друга. Потом было еще много чего. Отец расстался с ее матерью. Они разошлись в то время, когда Валентин неожиданно для самого себя начал снова заниматься музыкой. Как-то в Архангельске гастролировал англо-американский джазовый музыкант Джон МакЛафлин. Его приемы из арсенала восточных и индийских музыкантов, неожиданные сбивки ритма и намеренные выходы из тональности оглушили Валентина. Он не подозревал о существовании такой музыки. Блистательные по композиторскому решению, безупречно аранжированные композиции наводили на грустные мысли — вполне возможно, что всю свою жизнь он, Валентин Кормильцев, спустил в сортир и никакие драматические обстоятельства ему не оправдание. Полный решимости расквитаться с судьбой, он снова сел за фортепиано, но, конечно, пальцы давно утратили гибкость. Успехи его (особенно композиционные) тем не менее приводили в изумление учителей, скрепя сердце согласившихся на эти уроки. Потом что-то снова случилось у него в голове, и он запил. Собственно, пил он всегда, но теперь он сорвался. В какой-то момент выйдя из длительного запоя, Валентин на последние деньги уехал из города. Периодически он писал дочери. Письма приходили то из Азербайджана (там он работал нефтяником), то еще из каких-то экзотических мест. Валентин приезжал на свадьбу дочери. Наверно, в его жизни было еще много всяких историй и происшествий, он даже в тюрьме успел недолго посидеть — в питерское СИЗО за бродяжничество упекли. На самом-то деле у него на вокзале украли документы, но в милиции вообразили, что он похож на какого-то известного мошенника и принялись выколачивать из него показания. Через неделю разобрались…
Она смотрела в пол.
— Я тогда стеснялась его… Понимаете? Мы не находили общего языка, понимаете?
— Едва ли, — признался Гордеев. — Вы же любили его, простите за банальное уточнение.
— Да, конечно, но… Я мало что тогда понимала в его жизни. Как, наверно, и сейчас. Мне казалось, такой отец — это непрестижно, как-то неподходяще для Москвы. Да и какой он был отец? Бросил нас… Честно говоря, я вообще не звала его на свадьбу и, когда увидела его, растерялась. Но он, слава богу, сделал вид, будто является моим дальним родственником, а то бы я со стыда сгорела, наверно.
— Действительно, вы явно друг друга не понимали, но все-таки именно он бросился вас спасать, когда понял, что вы в беде. И ему это практически удалось.
Альбина молчала.
Гордеев уточнил:
— Ваш муж сказал мне, что вы не смогли найти отца, что приглашение, посланное ему, вернулось с пометкой: «Адресат выбыл».
— Это правда. Я специально послала открытку по старому адресу. Мать ему сообщила, и он захотел взглянуть.
— Это все? — спросил Гордеев.
— Кажется, да, — сказала она. — А Варенцов…
— Да, Варенцов, — подхватил Гордеев. — Что — Варенцов? Как это все произошло? Вы были знакомы с его ассистенткой Грушницкой?
Альбина кивнула:
— Странная история… Я ведь и с ним неформально была знакома… Я его хорошо помнила по некоторым вечеринкам. В нем было столько блеска и шарма… На женщин он действует, как кролик на удава. Через Грушницкую он пригласил меня на свою яхту в Средиземном море, туда меня привезли на частном самолете, представляете себе размах? Просто шейх какой-то! На самом-то деле у него, по-моему, не бог весть сколько денег, но он никогда не жалеет их тратить, и они к нему возвращаются в еще большем количестве. Деньги вообще часто любят подонков. Ну вот, а после недели, проведенной на яхте, он убедил меня позвонить мужу и сказать то, что я и сказала.
— То есть вы во все это верили — в новую любовь, новую карьеру, новую жизнь?
— В том-то и дело! Дальше я подписала какие-то бумажки — съемки чего-то там, меня привезли в Россию, в Зеленогорск, посадили в комнату без еды и питья на сутки и — началось… Варенцов всегда четко знает, чего хочет. Через неделю я была готова сниматься в его чертовых фильмах, только бы меня отпустили. Впрочем, он бы все снимал и без моего согласия. Этот подонок — хороший психолог. Он как-то чувствовал, с кем и что можно себе позволить. Я же не знала, что все это делается для Интернета, для бизнеса, думала — развлекается так, мерзавец. И самое ужасное, что, если бы он меня отпустил, просто так отпустил, понимаете, я бы, наверно, никому ничего и не рассказала…