Последняя схватка
Шрифт:
Фауста хорошо знала, что Пардальян редко прибегает к угрозам. Но если уж его к этому принуждали, то противникам шевалье лучше было смириться… Герцогиня опустила голову и тяжко вздохнула.
— Да неужели вы так расстроены? — воскликнул Пардальян. — Конечно, деньги немалые! Но ведь это — пустяк по сравнению с вашим сказочным богатством!
— А вы полагаете, что я огорчена из-за денег? — мрачно осведомилась Фауста.
— Я понимаю, что вам жалко не этих миллионов. Вам горько, что не осуществятся ваши планы, — проговорил шевалье. — Но тут уж ничего не поделаешь. Впрочем, игра еще не окончена. Вы еще можете победить! Черт возьми, вы терпели и более жестокие поражения, но всегда держались молодцом. Отчего же вы так удручены на этот раз?
Глаза Пардальяна хитро поблескивали. Это означало, что он придумал хороший ход. Несомненно, шевалье понимал, что творится в душе красавицы, но хотел, чтобы Фауста сама сказала ему об этом. И Пардальян добился своего. То ли женщина не почувствовала подвоха, то ли спешила выяснить, что ее ожидает, так или иначе, она выложила все как на духу:
— Раньше у меня оставалась свобода. Для таких людей, как мы с вами, это величайшая ценность. А сейчас я… ваша пленница. Понимаете?
— Еще бы, — улыбнулся Пардальян и подумал: «Я так и знал».
Глаза у него заискрились лукавством, и он проговорил:
— Ну, пленница — это громко сказано…
— Но я в ваших руках… — прошептала Фауста.
— Это точно, — согласился шевалье.
— Что вы собираетесь со мной делать? — дрогнувшим голосом спросила красавица.
— Я буду сдувать с вас пылинки, — нежно пообещал Пардальян, — Вы ведь проведете со мной довольно много времени…
«У-у, дьявол! Чтоб ты провалился!» — мысленно выругалась Фауста.
Но огромным усилием воли, на которое, возможно, только она и была способна, герцогиня немедленно взяла себя в руки, к лицо ее осталось бесстрастным.
— Если только… — добавил Пардальян и замолчал.
Вздумав немного проучить Фаусту, он играл с ней, как кошка с мышкой. И мы не будем осуждать его: это была невинная забава по сравнению с тем злом, которое красавица причинила шевалье. Но это наше сугубо личное мнение, которое мы ни в коем случае не навязываем читателю. Последнее слово всегда за ним, он — высший судья, и ему решать, что хорошо и что плохо.
Впрочем, игра велась с таким добродушием и тактом, что Фауста ничего не почувствовала. Но она очень хорошо поняла, что у нее появился неожиданный шанс на спасение. И она вся напряглась, чтобы ничем себя не выдать. Когда женщина заговорила, трудно было поверить, что недавно она рычала, как разъяренная тигрица; теперь голос красавицы журчал как ручеек.
— Если только — что?.. — осторожно спросила она.
— Если только вы не согласитесь пойти на одну маленькую сделку, — закончил Пардальян.
— Ваши условия? — деловито осведомилась Фауста.
— Я возвращаю вам драгоценную свободу, а вы — вы отдаете мне крошку Лоизу, — промолвил шевалье.
Это было очень серьезное предложение. И оно застало Фаусту врасплох. Женщина как-то совсем упустила из виду, что у нее в руках — внучка Пардальяна, которую можно использовать как заложницу.
— Это невозможно, — решительно отрезала герцогиня. И тут же спохватилась: — По крайней мере… Вы позволите мне задать вам один вопрос, Пардальян?
— Хоть десять, хоть сто, сколько угодно… Я не спешу, — ответил шевалье насмешливым тоном.
— Я могу хоть сию секунду сказать вам, где находится эта девочка, — заявила Фауста. — Через два часа вы заключите ее в свои объятия… Но если я открою вам эту тайну — отпустите ли вы меня прямо сейчас?
— Прямо сейчас — нет, — твердо проговорил Пардальян.
— Вы мне не верите? — воскликнула герцогиня.
— Верю, — произнес шевалье не менее твердо. — Я знаю, что вы меня не обманываете. Знаю, что найду девочку в указанном месте. И знаю, что без помех заберу ее с собой.
— Так чего же вы боитесь? — удивилась Фауста.
— Ничего, — спокойно ответил Пардальян. — Просто вы готовы отдать мне девочку прямо сейчас, а я могу вернуть вам свободу только вечером.
— Когда вы будете уверены, что испанские миллионы уже покоятся в сундуках короля? — прошипела красавица.
— Да, черт возьми! — кивнул шевалье.
— Вы жертвуете внучкой ради этих миллионов? — изумилась Фауста.
— Без малейших колебаний, — решительно заявил Пардальян. — И совесть меня не мучает, — добавил он.
— Что ж, тогда и я без колебаний жертвую этими миллионами, своей свободой и оставляю девочку у себя, — проговорила Фауста.
— Как вам угодно, — отрезал Пардальян с безразличием, которое вовсе не было наигранным.
Это равнодушие удивило Фаусту, и она украдкой бросила на шевалье быстрый взгляд. Не переставая краем глаза наблюдать за ней, Пардальян перехватил этот взгляд, улыбнулся и, пожав плечами, сказал:
— Право, герцогиня, странное вы существо! Это ведь вы баснословно богаты, а не я! Четыре миллиона для такого бедняка, как я, — это сумасшедшие деньги. Мне такие сокровища и не снились! Так на кой черт я буду жертвовать этой суммой ради девочки, которую я и так получу, когда захочу?
— Уверяю вас, шевалье, что вы ее не найдете! — вскричала Фауста.
— Уверяю вас, герцогиня, что я ее и искать не буду, — спокойно промолвил шевалье.
— А как же?.. — пролепетала женщина.
— Я вам уже сказал. Мне не к спеху. Могу и подождать, — пожал плечами Пардальян.
— Что?! — окончательно вышла из себя герцогиня.
Шевалье выдержал паузу и очень спокойно пояснил:
— Я же вам уже растолковал: я подожду, пока вы сами не скажете мне, где прячете малышку.
— И вы уверены, что я это сделаю? — насмешливо спросила Фауста.
— Я в этом уверен не меньше, чем в том, что солнце уже высоко и начинает припекать сильнее, чем хотелось бы, — ухмыльнулся Пардальян.
Его железная выдержка произвела на Фаусту большое впечатление. Она замолчала и впала в глубокую задумчивость. А Пардальян, искоса наблюдая за ней и загадочно улыбаясь в седые усы, говорил себе: