Последняя засада
Шрифт:
Наступила пауза. Видимо, уполномоченный действительно смотрел на часы.
— Двадцать минут третьего, — донеслось из трубки.
— Вот видишь. Скоро утро.
— Хорошо бы выпить крепкого чая. Всего, Мирзо Иванович.
Положив трубку, Каиров очень зримо представил большой фарфоровый чайник с двумя красными маками на боках, которым уполномоченный гордился, солдатскую эмалированную кружку и подумал, что неплохо бы и в милиции завести чайник, а может быть, самовар, чтобы вот такой глухой ночью ребята могли побаловаться кипяточком. Он и сам любил горячий чай со свежей душистой заваркой. И чтобы варенье было в кругленьких белых розетках с какими-нибудь маленькими
Каиров стиснул виски ладонями — голова раскалывалась и без вина. Он поднялся. Медленно подошел к двери, погасил свет, щелкнув выключателем, и вышел в коридор.
Дверь в туалет была распахнута. В коридоре пахло хлоркой и аммиаком, и слышно было, как журчит вода, заполняя бачок.
«Кто из врачей дежурит сегодня в милиции?» — подумал Каиров, но вспомнить не смог.
Доктор Челни сидел за столом в сером двубортном пиджаке, белой накрахмаленной рубашке, при галстуке цвета морской волны. Перед ним на газете пыхтел никелированный чайник, на блюдцах стояли две чашки, высокие, темно-бордовые, с золотой каемкой, а ручки у них были такие тонкие, такие изящные, что боязно притронуться. В маленьких белых розетках лежало варенье. И на розетках были нарисованы мелкие цветы. Каиров различал это ясно.
Челни виновато сказал:
— Я совсем забыл про вишневое варенье. Но это из персиков, — он показал на среднюю розетку, — необыкновенно ароматное. Я бы сказал, нектар.
Каиров на какое-то время закрыл ладонью глаза. Ему показалось, что он спит стоя. Не отнимая ладони он глухо проговорил:
— Я пришел за таблеткой, Семен Семенович. Пожалуйста, как в прошлый раз. Тогда головная боль прошла быстро и усталость вместе с ней тоже.
— Кофеин, — засуетился Челни, семенящей походкой подошел к шкафу, растворил дверки, выдвинул верхний ящик. — Вот. — Он вынул из бумажного пакетика белую таблетку: — Запьете чаем. При содействии горячей воды она быстро растворится в организме. Через три — пять минут вы почувствуете облегчение. Садитесь, Мирзо Иванович. — Челни подвинул к нему чашку и налил в нее чай.
Каиров понял, что он не спит, а только очень устал. И не дело и не время удивляться по поводу такого пустяка, как накрытый для чая стол.
— Сегодня спокойная ночь, — сказал Челни, может, просто для того, чтобы начать разговор.
— Ночь и должна быть спокойной. Так задумано природой. К сожалению, не все задуманное осуществимо.
— Потому что мир вещей существует вне нашего сознания...
— И каждая вещь в себе принципиально непознаваема.
— Вы читали Канта, Мирзо Иванович?!
— Когда в пятнадцатом году я сидел в Екатеринодаре, в политическом изоляторе, у меня было время и на чтение, и на раздумья...
— Вам не кажется, что Кант сильно страшился будущего? И только потому хотел примирить идеализм с материализмом.
— Красивые домыслы, Семен Семенович. Кант путал божий дар с яичницей.
Челни иронически улыбнулся:
— Так просто.
— И вульгарно. Подумали, но не сказали. — Каиров поставил пустую чашку на блюдце и отодвинул от себя: — Правильно подумали. Правильно... Но я не буду оправдываться, напоминать, что в сутках двадцать четыре часа. И у меня нет времени на философию
Челни:
— Положение: в мире существуют свободные причины. Противоположение: нет никакой свободы, а все есть необходимость. Вы имели в виду это?
— Семен Семенович, вы угадали. И я могу раскрыть вам тайну. Я сторонник противоположения. Все в жизни порождается необходимостью. Вот почему в основе преступности прежде всего лежат социальные корни.
— Да, — сказал Челни. — Но и наследственные. И религиозные... Я этим несколько интересовался. Не знаю, известно ли вам, что в начале девятнадцатого века в Индии было раскрыто древнее религиозное общество фансегаров, или, как они называли себя, «братьев доброго дела». Братья поклонялись некоему божеству Бохвани, самыми желанными приношениями для которого были человеческие жизни. В основе лежала весьма примитивная формула: блага на том свете находятся в пропорциональной зависимости от количества жертв, принесенных божеству.
— Занятно, — согласился Каиров.
— В религии многое идет от плутовства, от шулерства. Не случайно отмечал Вольтер, что религия произошла от встречи дурака с обманщиком.
Каиров засмеялся:
— С вами беседовать одно удовольствие.
Голова больше не болела. После таблетки, после выпитого чая была бодрость, которую, казалось бы, способен вернуть лишь крепкий сон.
Уже у дверей Каиров обернулся, внимательно посмотрел на Челни:
— Семен Семенович, только честно, вы умеете читать чужие мысли на расстоянии?
— Мне бы так хотелось соврать, сказать «да».
— Тогда откуда это? — Каиров показал рукой на стол. — Чай, варенье... Розетки.
— Жена. Все жена... Настояла, чтобы на дежурстве при мне был горячий чай, варенье...
— Это у вас вторая жена?
— Да... — грустно ответил доктор. — Моя первая жена умерла в Одессе. От брюшного тифа. Я девять лет был верен ее памяти...
— Извините меня, Семен Семенович.
— Нет, нет... Минутку. Позвольте, я закончу свою мысль. Так вот. Вскипятив чай, я увидел из этого окна, что ваша машина стоит у подъезда. Я понял: вы здесь. И решил пригласить вас на чай. Однако вы опередили меня, словно прочитали мои мысли.
— Ловко вы это повернули. Вам надо бросить медицину и заняться адвокатской практикой.
— Возможно, вы правы. Возможно, восемнадцатилетним гимназистом я совершил ошибку.
...Каиров вернулся в свой кабинет. Телефон надрывался.
— Слушаю, — сказал Каиров.
— Приезжай, Мирзо Иванович, — сказал уполномоченный ГПУ.
Через минуту машина фыркнула белым дымком, крепко пахнущим бензином, выползла на шоссе и помчалась; по городу. Луна висела над крышами. Но небо было не очень темным, а словно выцветшим. Где-то далеко на окраине лаяли собаки. Город спал...
Машина остановилась. Каиров широким шагом вошел в один из подъездов трехэтажного дома, на фасаде которого лепилось много различных вывесок; «Рыбхоз», «Райфо», «Заготскот»... И справа, под пыльной лампочкой: «Уполномоченный ГПУ».
...Некоторое время спустя Каиров вышел из подъезда, сел в машину. Бросил шоферу:
— Домой! — Но тут же передумал: — Нет. Сначала в порт.
Спать не хотелось. До сна ли после такого известия: сегодня в 2 часа 47 минут операция «Парижский сапожник» началась.