Послесловия
Шрифт:
Всё опять повторится в нём -
– малом глобусе Мирозданья.
***
Не пойму я, что за логика такая,
Или так террору полагается,
Что своим убийцам потакая,
Обвиняет тех, кто защищается?!
По жилым кварталам бьют без цели,
Танцплощадки и автобусы взрывают.
А затем, забившись плотно в щели,
На весь мир вопят: «Нас убивают!»
Из-за
Обвиняя мир во всех пороках,
Возмущаясь, что воюют со страною,
А она не хочет умирать до срока.
***
Я – зеркало! Я ваших дел
Почти немое отраженье.
Молчать и слушать мой удел,
И ваше повторять движенье.
Вот вы скривили хищно рот,
Чуть влево талию прогнули,
Согнулись в полуоборот,
Ехидно грубо подморгнули…
Для вас я ни добро, ни зло…
Без прав любить и ненавидеть…
Смотря в холодное стекло,
Себя желаете лишь видеть.
А если мне противно зреть
Все ваши позы и кривлянье!
Во мне грохочет, словно медь,
Неистребимое желанье!
Наступит день! И я решусь!
Вам на движенье не отвечу!
Пусть безвозвратно расшибусь,
Из рамы к вам шагну навстречу!
Миг будет сладок, словно мёд:
Вдруг побелевшее обличье!
И вопль, что навсегда взорвёт
Тупое ваше безразличье!
И ночь вам станет не мила!
И страх тоской наполнит сердце!
И, проходя сквозь зеркала,
Вы побоитесь в них глядеться!
***
Эти странные дней течения.
Ничего не понять заранее.
Вслед за спешкою, повторения,
Нескончаемые ожидания.
Мы, в тисках обусловленной срочности,
Отложив все дела, намаялись,
Устраняя чужие неточности,
А они даже не покаялись.
Трудно им побороть зевоту,
Не сойдёт дрёма с их лица,
Им ведь платят не за работу,
А за то, что они на ней числятся
***
Меня как будто нет на свете.
Да разве ж я за всё в ответе?!
Всемирный заговор. Молчание.
Вновь сердце холодит отчаянье.
В нём словно бы скребутся кошки.
Мне не собрать общений крошки.
Сквозь масок «доброе» обличие,
Одно сплошное безразличие.
***
Всяк проводник в своих порталах.
Един во многих на Планете:
Кто толчёт воду в сериалах,
Кто зависает в интернете,
Кто вверх, по головам и трупам,
Лишь собственных богатств на страже…
Цехами, кастами, по группам…
Так было, есть и будет также.
***
Хватает доблести, и честь….
Вот лишь не знаю – кто я есть?!
Еврейка! С Украиной в сердце!
И с неприкаянной Душой!
Мне не на кого опереться.
В стране приёмной и родной -
Всё одинаково чужая…
Какая же из них какая?
И сердце плачет всё: домой!
А дома нет! Есть боль без края!
***
Мы все солдаты, в этом бренном мире.
Воюем за сухарь, и за кровать…
А мне так не хотелось воевать,
Вот и живу теперь в чужой квартире,
Не зная, кто: враги вокруг, друзья…
Воюя хоть за крошку сухаря.
***
Пустые слова и чужие дела…
История мчит, закусив удила.
Отнюдь не игрок в этих игрищах я.
Залогом в них жизнь, к сожаленью моя,
Моя, и народа всего моего,
Где нет виноватого ни одного.
Ведь должен же быть хоть клочочек земли,
Где б выстроить дом себе люди смогли.
И чтоб никогда, ни один негодяй,
Их внукам не гавкал: «Домой уезжай!»,
И много обидных, неправедных слов…
В том месте, где был их родительский кров.
***
Несмотря на опыт, сквозь столетие,
Здравому рассудку вопреки,
Каждый верит в личное бессмертие,
Иль в бессмертье собственной строки.
Но воруют Души проповедники,
И воруют строчки рифмачи,
Богатеют воры и посредники,
За забралом ханжеских личин.
Мы ж не идиоты, что ж так верится
В сказки за пределом снов и дней?!
Всё на нет размелет жизни мельница,
Просто… так немного легче в ней.
***
Виновны сами мы в насилии теней.
Черта характера, как видно, есть такая.
Мы увязаем в сотнях мелочей,
Ответственности ношу принимая.
Нам хочется, чтоб не было долгов…
Цвели цветы… чтоб славно и уютно…
И мира приоткрыть слегка покров…
Хоть понимаем – всё сиюминутно.
И ждут цветы, когда мы их польём,
И документы – нашего решения,
Дом – когда мы почистим, уберём…
Все планы – нашего осуществления…
Укоры в нашу сторону летят…
А кто виновен?! Всё вошло в привычку.
И жаль, но уже нет пути назад…
… Мы сами прикормили эту птичку.
Откуда? И когда вдруг прилетит?
Шарахается голоса… ладони…
Но требовательно к нам в стекло стучит,
Как только мы кормушку не наполним.
***
Смешные старые сюжеты…
Опять всё то же, каждый век:
Всё гонят на царей поэты,
А царь ведь – тоже человек.