Посмотри направо
Шрифт:
Вот только что искать?
Самое интересное, самое важное, что может дать эта лазейка – сведения о «Саранче Апокалипсиса». Но она абсолютно не представляла, какая подсказка может быть дана из прошлой лазейки. По сохранившимся упоминаниям никак невозможно понять, что представляла собой эта Саранча, однако дата ее появления зафиксирована точно: на пятом году от основания Ньютауна, то есть ровно тридцать лет назад. Кто бы ни работал в индейском поселении семнадцатого века, он определенно не попадал в этот срок.
Очень досадная «дыра», словно нарочно. Но это
О самой саранче ее сверстницы, конечно, даже не слышали, это она еще раньше выяснила. Наверно, каждая практикантка тут начинает работу именно с такой вот попытки: и знаешь ведь, что пустой номер, но все равно удержаться невозможно.
Тридцать лет для девчонок совсем уж седая древность, но дело даже не в том: здесь такие темы с юницами и при юницах не обсуждают. Табу. Даже среди почтенных глав семейств, уважаемых членов общины, об этом почти не говорят. Тем более – с приезжими.
В «Воспоминаниях местной жительницы, итожащих длительный опыт, содержащих рассуждения и назидания» передано краткое упоминание о слышанном ею разговоре, но эти свои мемуары Дженни написала в совсем взрослом и даже пожилом возрасте, ее нынешние воспоминания ничего похожего еще не содержат. Да и разговор тот, конечно, седьмая вода на киселе, рассказ о пересказе слуха. Поди разберись по нему, живое существо то было или механизм.
Этого, правда, и по другим источникам не понять. Вон профессор Морис ведь утверждал недавно – в реале, конечно, недавно, – что все интерпретации феномена Саранчи как кибермеханического базируются на косвенных основаниях, а на самом деле нет нужды плодить лишние сущности, коль скоро в индейском фольклоре существуют предания о Ва-ки-йя, «громовой птице». Поскольку же на континенте в исторически недавние времена действительно существовала реликтовая популяция до неприличия исполинских грифов-тераторницид…
Профессору вежливо поаплодировали. Лишние сущности, конечно, плодить никому не хочется. И представить, будто на первопоселенцев Ньютауна навел страх всего лишь гриф, даже до неприличия огромный, гораздо комфортней, чем думать о Саранче как о роботе с иной планеты или из иного измерения. Особенно если учесть, что все попытки отыскать хоть какой-то конкретный след до сих пор оказались тщетными. А стоили слишком дорого. Во всех смыслах.
Но, конечно, этих людей никакой гриф не заставил бы думать, что наступил Апокалипсис. Не произвело бы существо из плоти и крови таких опустошений, не выдержало бы без видимого вреда стольких попаданий тяжелых пуль – причем как минимум три из ведших по нему огонь ружей были нарезными.
И вообще тут слишком много «не». Многим из которых (если не всем), видимо, предстоит остаться таковыми навсегда.
О старом индейском поселении подружек тоже расспрашивать бесполезно. О нем и старожилы толком не знают: опустело еще до их прихода. К счастью для обеих сторон.
В любом случае придется идти к той скале. Она, как девочки рассказали, близко. Может быть, даже сегодня еще получится успеть.
Поворот тропы – и вот уже открывается вид на Ньютаун. А вдалеке, возле дороги к выгону, стоят и разговаривают…
Ой.
Джедадию Пека, советника, с кем-то перепутать трудно: очень высокий, седобородый, во всегдашнем своем сюртуке, долгополом и черном. Строго-благообразный (ключевое слово тут «строго»). А рядом – Томас Гриффитс. Даже если не все девчонки его сразу узнали на таком расстоянии, то уж Дженни-то не ошибется, а с ней и она.
Разумеется, всем было ясно, что когда дочь советника вернется домой зареванная, с разбитым носом, в помятом чепце и разорванном платье, то Джедадия непременно захочет провести беседу с опекуном обидчицы. Но, наверно, он бы мог так не спешить. Видать, действительно счел случай серьезным.
Тут она поймала себя на том, что оценивает ситуацию с точки зрения Дженни – и даже улыбнулась. Нет уж. Не ее тело, не ее боль и стыд.
Почтенный Пек закончил разговор, со степенной вежливостью кивнул своему собеседнику и направил стопы обратно в город. На стайку девушек он за время беседы так ни разу и не посмотрел.
Томас постоял некоторое время в задумчивости. Потом встряхнулся, бросил взгляд на нее (то есть на Дженни, конечно), сделал какой-то незавершенный жест, будто подзывая к себе – но, как видно, раздумал делать это при всех. Тоже зашагал в сторону Ньютауна, настолько же отставая от советника, насколько опережая девушек.
– Бедная Дженни… – всхлипнула рыженькая.
– Послушай-ка, мейстрисс Гриффитс, – рассудительно сказала дочь священника, – ведь на самом-то деле вина Гвенделин гораздо больше твоей. Что, если мы все объясним?..
– И к чему это приведет, мейстрисс Перкинс? – спокойно возразила она. – Как ни вмешайся – мою участь ты, пожалуй, только усугубишь. Ну, достанется и этой несносной Пек – не тебе, Лиззи! – тоже. Так ей в любом случае достанется: и сейчас, и вообще. С таким-то главой семейства – Гвенделин наверняка полосатей папоротникового листа… Думаешь, она просто так в рубашке купаться собиралась, а служанка ее на берегу с простыней ждала?
– О! – в изумленном восторге двуголосо выкрикнули близняшки.
– Да и как вы можете «все объяснить»? – продолжила она нарочито таким же рассудительным тоном, как Перкинс. – Не сами же к советнику или моему дяде пойдете, так ведь совсем не положено… Значит, сперва своим отцам рассказать должны, а там уж они примут решение: вмешаться, не вмешаться или что другое. К тому времени все уже давно будет позади. Ладно вам, подружки: это ведь не грех, а всего лишь проступок. Ничего страшного. Увидимся завтра.
Она еще раз улыбнулась сверстницам – солнечно, свободно! – и, обогнав их, поспешила по тропе вслед за Томасом Гриффитсом.
Действительно, ничего страшного не предвиделось. Сплошная обыденность.
Через десятки лет мейстрисс Гриффитс даже сочла уместным описать этот эпизод в своих «Воспоминаниях», в назидание дерзостным юницам. Мистер Гриффитс все-таки не положился на одну лишь только версию советника Пека, но выслушал и саму Дженни тоже. После чего спросил, что, по ее мнению, должно было последовать, находись сейчас троюродная племянница не под его опекой, но в отцовском доме. На что племянница без колебаний ответила: отец бы немедленно вручил ей ножницы. «Ножницы?» – переспросил Томас. «Да. И приказал бы мне собственноручно нарезать достодолжное количество розог. Кои тотчас и применил бы с большим усердием». «Что ж, – сказал Томас Гриффитс после короткой паузы. – Можешь ли ты назвать причину, по которой я должен поступить иначе?» На этот вопрос племянница ответила отрицательно. «Тогда, – сказал ее опекун, – тебе известно, где в доме лежат ножницы».