Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов
Шрифт:
Костя кивал, слушал внимательно и строго. Так пьяные люди иногда берут себя в руки и стараются выглядеть, как трезвые, и совершать трезвые поступки. Николай Степанович знал, что мысли и у Кости тоже — плывут и разлетаются.
Очень ненадёжная штука — разум.
Хуже всего, подумал Николай Степанович, что я до сих пор не уверен, что у меня получается осмысленный текст. Что я прокалываю там, где надо. Что буквы на самом деле звучат так, как мне это представляется. Что слова там будут означать то, что мне мерещится здесь…
Наверное, мы всё-таки умрём. Или развоплотимся, будем как тени. Кажется, этот бесплотный мир уже совсем рядом.
Костя встал и медленно побрёл прочь. Все лежали или сидели порознь. На миг Николаю Степановичу показалось, что сквозь тело малого таинника просвечивают медные деревья впереди — но нет, это была просто тень от ветвей…
Крыса и Нойда лежали на каменных плитах нос к носу — и, наверное, беседовали.
Итак, на чём мы остановились? Ага, вот. И где у нас дальше буква ламед?..
36
Интуицией называют способность некоторых людей за какие-то доли секунды ошибочно оценить ситуацию.
Самурай Катаоки Цунэхару, прижимая к груди сумку с бесценной яшмовой чашей, шагнул за дверь — и вдруг застыл, поражённый скверным предчувствием. Он знал по опыту, что выход из колдовских подземных туннелей — тот, который у селения Оцу — находится недалеко от берега озера — и, когда покидаешь подземелья, то озеро тебе открывается во всей красе… но вода не могла быть настолько близко. Сейчас же она буквально ревела под ногами!
Дверь уже закрылась за ним — он почувствовал её обеими лопатками, когда попытался сделать шаг назад.
Проклятый мальчишка отправил его не туда. Эта страшная мысль пришла, и Цунэхару принял её со спокойным, подобным луне, сердцем. Что ж, следовало понять, где же он теперь находится и как далеко отсюда до родных островов…
Он стоял на крошечном и голом, десять шагов поперёк, островке. Справа и слева ревела и крутила водовороты река. Может быть, и не широкая, но совершенно непреодолимая. Даже если бы Цунэхару и умел плавать…
Он так и не научился плавать с того самого дня, когда не помня себя от горя прыгнул в кипящие волны залива Модзи за госпожой Ниидоно и сияющим императором Антоку и с открытыми глазами устремился в пучину, желая лишь одного — перед смертью коснуться священной яшмы. Он коснулся её тогда — и она ускользнула, вынеся его на поверхность — и отправив в бесконечные скитания.
Берега, и правый, и левый, были дики и круты, почти отвесны. Правый был поближе: из воды вздымался чёрный каменный скол, увенчанный поверху кустарником и тревожными соснами; чуть выше по течению угадывались — или это так жестоко обманывал глаз? — крыши! — но странные, как будто поросшие мохом и тем же кустарником. На левом берегу, находившемся заметно дальше, прямо от воды рос густой тёмный лес. Он вздымался выше, выше, выше, карабкаясь по склонам гор, похожих на боевые стальные шлемы монономари-кабуто. Казалось, что смотришь в спину воинам, стоящим по горло в земле плотным, плечо к плечу, строем.
Потом Цунэхару понял, что здесь ещё и очень холодно…
Необходимо было что-то делать. В сумке, оберегая чашу, лежал ещё и пиджак злосчастного раба чаши Итиро Симидзу; Цунэхару осторожно вытащил его и хотел было надеть, но что-то его остановило. Он осмотрелся по сторонам — а потом, не веря себе, дотронулся до бока чаши.
Бок был скользкий, жирноватый — и неприятно тёплый. Прикосновение ничем не походило на прикосновение к благородной яшме.
Боясь поверить себе, он извлёк чашу из разверстого нутра сумки и поднёс к глазам. Конечно! Проклятый мальчишка сумел подменить её! В руках у Цунэхару дрожала жалкая сувенирная поделка, такие он видел в цветочном магазине в аэропорту! Цунэхару перевернул чашу: дно подставки было полым, глубоко втянутым внутрь. На этой внутренней поверхности, уже ничем не напоминающей яшму, золотился приклеенный фольговый квадратик с надписью: “HOLY GREIL. MADE IN CHINA”.
В ожидании парабеллума
Вот что не давало покоя: «Хил. Ибахсв. Кцис». Надо было идти, надо было лететь и спасать — а мне не давали покоя жалких три слова, и я всех тормозил…
— Слушай! — вдруг подскочил Лёвушка. — Конечно! А вдруг эта «хэт», мы её так прочитали, — а твой отец принял её за «тав», одинаково же написано, смотри, вот и вот! Тогда здесь не «хил» читается, а «тел» с точкой! Что значит «телефон»!!! Так, а ну-ка… «Йод» у нас — это десять, «бет» — два, «алеф» — один, «хэй» — пять, «тэт» — девять, «вав» — шесть… «Куф» — сто, «цадэ» — девяносто, «йод» — опять десять, «шин» — триста… или это «син»?.. чёрт, не разобрать… Итак: 10-2-1-5-9-6, семизначный, по умолчанию — Москва, нет? А дальше — 100-90-10-300… что-то нелепое… ладно, потом… номер счёта, что ли?
Он уже набирал номер. Я не мешал. Ещё один нетривиальный способ истолкования письма… Почему я медлю? Все кубики головоломки поставлены на свои места. Почти все. Нужно только… что?
Я не знал.
Телефон в руках Лёвушки пискнул, давая понять, что вступил в таинственные сношения с каким-то далёким аппаратом. Тут же — несколько секунд спустя — из соседней комнаты донеслись начальные такты «Love is all around», голос Криса произнёс «алло-у» — и опять же через пару секунд это характерное «алло-у» вылезло из Лёвушкиного аппарата — и повисло над ним, покачиваясь.
— То есть это не сто-девяносто-и-так-далее, — сказал я, с некоторым удовольствием глядя на Лёвушку, который не мог сообразить, кому отвечать. — Это «Крис». Видимо, отец просто перепутал букву.
С какого момента получилось, что командую я? Не знаю. Но именно так и получилось. Наверное, меня признала Хасановна…
Во-первых, сказал я, вдруг осознав себя главным, дальше пойдут не все. Хотя бы потому, что свечка горит недолго, и пройти через дверь успеют пятеро — ну, шестеро. Дзед говорил, что в войну у них в отряде оказалась такая свечка, что весь отряд пройти смог… Не знаю, всё может быть. Тем более в войну. Но те свечи, которые достались мне, были совсем маленькие, длиной со спичку и чуть её толще. Они сгорают за несколько секунд.
Итак, дальше шёл я, шла Ирочка как хранитель Грааля, шёл Лёвушка, шёл Крис, и замыкали отряд Хасановна и Филя. Остальные, а именно Тигран с семейством, должны были сидеть здесь и твёрдо ждать нас — а заодно пропавших безвестно Терешкова с Марковым. Ведя при этом посильные поиски Отто Рана и Брюса.
Мы экипировались как для минимум недельной экспедиции: обвесились флягами, подсумками, за плечами у всех, кроме Ирочки, плотно сидели армейские рюкзаки. Хасановна вооружилась помповым дробовиком, нам с Филей Тигран приволок откуда-то два здоровенных «кольта». Как он сказал, с оружием в Марселе всё было отменно — а если брать у арабов, так ещё и дёшево.