Пособие для начинающих шантажистов
Шрифт:
– То есть как это, какая разница?!?! Моего собственного бывшего второго мужа кто-то пытается увести у меня из-под носа, а мне не должно быть до этого дела?!?!?!
Перепугавшись решившегося вдруг на побег кофе, я в панике опрокинула турку и заверещала от боли. Шурик зачем-то засунул кисть моей руки под холодную воду. Пытаясь вырвать свою несчастную ладонь, я резко передумала хотеть за бестолкового Шурика замуж. Шурик, чертыхаясь, просил меня перестать орать. Через несколько секунд, мы сидели за кухонным столом, пристально смотрели друг другу в глаза и хором считали до двадцати. Я подумала, что, если я не каждый день буду обжигать руки, то, вероятно, все-таки смогу счастливо жить с Шуриком, а значит, тема о выходе за него замуж все еще была актуальна.
–
Я, открыла рот, дабы рассказать Шурику всю правду. Давно проверено, что если не знаешь, что говорить, лучше говорить правду. Итак, только я собралась рассказать про невыносимость одиночества и про необходимость начать все сначала, как вдруг… Случайно кинув взгляд в холл, я увидела стоящий в углу, ярко-зеленый зонт.
– Что это? – только и смогла спросить я.
– Зеленый зонт, – с истинно программистской гуманностью ответил Шурик.
– Конкретней, – не отставала я, не сводя глаз со злополучного предмета.
– Средство для укрытия от дождя. Большое. Зеленое, – Шурик, близоруко щурясь, заглядывал в холл, – Родительница моя себе купила, чтоб с осенним пальто, соответствующим по цвету, носить.
В голове моей моментально в стройную цепочку выстраивались факты. Шурик взрослый. Высокий. У него есть большой ярко-зеленый зонт. Усики он вполне мог себе наклеить. Очки моего Шурика – хамелеоны. При попадании с яркого дневного света в помещения, перестраиваясь, они еще несколько минут выглядят как темные, солнцезащитные. Моя Настя, часто бывавшая у нас в гостях, не раз рассказывала при Шурике о своей близкой подружке Дашке, которая еще по совместительству и дочь знаменитой Виктории Силенской. И, наконец, моего бывшего второго мужа зовут Александр, он неплохо играет на фортепьяно и является приятелем владельца "Клуба Знакомств". Всё это мне очень не нравилось.
– Шурочка, но ведь еще неделю назад он здесь не стоял… Почему его достали? – я чувствовала себя совершенно сбитой с толку, – Похоже, кто-то недавно пользовался этим зонтом?
8. Глава восьмая, в которой героиня привлекает к расследованию несовершеннолетних, за что рискует сама быть привлеченной, причем родителями и к ответственности.
Естественно, все тропинки, ведущие от троллейбусной остановки к родительскому дому, оказались полостью покрыты льдом. Ничего другого от этой жизни я и не ждала. Если уж иду куда-то – так обязательно на шпильках в гололед, если уж хочу ездить – так непременно на проданном чужим людям автомобиле, если дружу, – так с опасающейся шантажа бизнес-леди, а собираюсь замуж исключительно за тщательно скрывающего свою суть бандита. Дабы не начать неприлично ругаться, я глубоко вздохнула и принялась мысленно считать. Парой десятков здесь явно обойтись не могло. Ежеминутно поскальзываясь, я перемещалась по большей части в горизонтальном положении, что необычайно злило моё Самолюбие, и забавляло подрастающее поколение дворовой шпаны. Эх, будь они несколько старше и не навались на меня сейчас столько дел, я бы объяснила этим юродствующим отпрыскам, кто во дворе хозяин! Впрочем, детки особо и не нарывались. Толпились себе неподалеку от арки, ведущей в мой родной двор, и дружным взрывом смеха окатывали каждого, вновь свалившегося на широченной скользанке, прохожего. К арке я подкатилась как раз на цифре сто пятьдесят и, так и не обретя должного успокоения, прекратила счет. Показываться в подобном состоянии Сестрице, которая могла гулять под подъездом, представлялось нецелесообразным. Почему-то казалось, что старшие должны являть собой пример бодрости и благополучия. Я остановилась, дабы настроиться на более оптимистический лад.
"Ничего, прорвемся!" – твердила я сама себе, – "Шурик так ничего и не объяснил? И не надо! Слава Богу, есть у меня еще силы на самостоятельное установление истины!"
Честно говоря, отсутствие с Шуркиной стороны откровенности обижало необычайно. На мои вопросы он просто отшутился… Ничего, мол, он про последний
– Не дай Бог, Вы, господин бывший второй муж, таки окажетесь впутанным в эту историю! – почему-то вслух проговорила я и погрозила пространству кулаком.
В глубине души я надеялась, что Шурик, все-таки, ни причём. Как нужно вести себя в случае, если мы окажемся во враждующих лагерях, я предположить не могла.
– Эй, с тобой всё в порядке? Ты чего сама с собой разговариваешь? – отделившееся от стаи дворовой ребятни, сплошь замотанное темно-бордовым шарфом существо оказалось при ближайшем рассмотрении моей сестрой.
– Ой! – ахнула я, – Вот уж не ожидала… Давно это тебе за пределами двора гулять разрешают?!
– Да пару лет уже, – охотно ответила Сестрица, совершенно по-взрослому склонив голову набок – А ты чего тут стоишь?
– Думаю.
– Дома думать теплее…
Иногда в Сестрице Настасье проявлялась мамина мудрость.
– Вот что, Сестрица, временно прощайся с этими отщепенцами, – я кивнула на толпу таращащейся на нас ребятни, – Пойдем домой. Дело есть.
С тех пор, как я перестала жить с родителями, Сестрица всегда бурно радовалась моим визитам. Посему окончание прогулки её ничуть не расстроило. Энергично, насколько позволяла экипировка, Настасья замахала руками и прокричала зычное "Бай!". Дети ответили не менее экспрессивно. Я заметила в их кучке пару выросших и тут же исчезнувших пузырей жвачки и хмуро покосилась на сестру. Та, вроде бы, ничего не жевала.
– Знавала я одну барышню, – на всякий случай решила пофантазировать я, – Которая всё время жевала жвачки. К юности, за непомерно развившуюся челюсть, она получила кличку "Боксер" и полную антипатию со стороны противоположного пола.
– Какие именно жвачки она жевала и что такое "антипатия"? – живо заинтересовалась Сестрица.
Я принялась объяснять, и мы, поддерживая друг друга, покатились к подъезду.
– Фух, ну там и холодина! – Настасья убежала вперед и, нетерпеливо притопывая, разматывала шарф, дожидаясь меня на лестничной площадке третьего этажа. Вообще-то я тоже не любила холод, но сегодня, за обилием всяких хлопот, даже не успела позлиться по поводу ударивших вдруг морозов. Я мысленно поставила себе плюсик за отсутствие роптания на плохую погоду.
Лифт, как сообщила Сестрица, поломали приходящие к БорькеСоВторойКвартиры наркоманы. Друзья БорькиСоВторойКвартиры раньше считались всего лишь алкоголиками, и винились во всех, случающихся в подъезде неприятностях, еще с моего детства. Каким образом БорькаСоВторойКвартиры, который был ровесником Виктории Силенской, умудрился до сих пор не превратиться в Дядю Борю, оставалось для меня загадкой.
– Видимо, специально к моему приходу! – мрачно прокомментировала я известие о поломке лифта и принялась жаловаться Сестрице на скользкие сапоги, невыносимо душный общественный транспорт и безжалостно смеющихся над чужим горем жестоких детей. Делала я это намеренно бодро, легко и по возможности весело. Настасья радостно хихикала и, как и требовалось, не ныла по поводу выбранного мною экономного темпа ходьбы. Естественно, мои родители жили на самом верху.
Перед входом в квартиру Сестрица Настасья к моему великому удивлению тщательно вытерла ноги.
– Воспитывают! – грустно изрекла она в ответ на мой изумленный взгляд, – Сегодня полы в коридоре мою я… Приходится их не пачкать.
Я чуть не истерла свои шпильки в порошок.
– Ты будешь чай или кофе? – гостеприимно спросила Настасья, когда мы прошли в кухню, чем сразила меня окончательно.
– Чай, – я подозрительно прищурилась. Ну не могла Сестрица так измениться всего за неделю разлуки, – А что?