Посох волхва
Шрифт:
Перед ним никого не было. Только старый посох, прислоненный к лавке, и длинная прядь русых волос на столе.
В конце лета к дому окского кузнеца Брутена подошли двое – молодой человек и девушка. Несмотря на то что девушка была значительно выше своего спутника, пара не выглядела странной. И в первую очередь за счет того, что в каждом движении молодого человека читалась уверенная и спокойная сила, а облачные глаза его светились мудростью и здоровым упрямством. Девушка же была на вид хоть и достаточно хрупка, но при этом выглядела очень ладной и необыкновенно женственной.
Ишута долго стоял напротив ворот, набираясь смелости, чтобы взять подвешенную колотушку. Наконец решился. Но неожиданно калитка, словно по волшебству, распахнулась сама, не дожидаясь, пока в нее постучат. В воротном проеме стоял невысокий человек. Да что там, скажем прямо – маленький! Ростом он не только не превышал Ишуту, но был еще на добрый палец ниже. Кожаная ленточка стягивала седые кудри на голове, долгий кожаный фартук, смуглые от кузнечной копоти мощные покатые плечи и мускулистые руки.
– Я хотел бы увидеть кузнеца Брутена?
– Я и есть Брутен! – И человек протянул мозолистую ладонь для рукопожатия.
Эпилог
Пир уже был в самом разгаре, когда на середину застольной палаты вышел старец. Он сел на высокий, покрытый причудливой резьбой стул и провел трясущейся рукой по струнам. Голос его, удивительно высокий и чистый, мгновенно заполнил все пространство палаты, заставил умолкнуть пирующих. Звуки мелодии проникали глубоко в сердце каждого, бежали по возбужденным вином жилам, проясняли хмельные головы и волновали открытые души.
Праздник в честь приезда князя Хельги удался. Город теперь станет частью его владений. За небольшую дань горожан и всех верхнеднепровских кривичей защитят от набегов литвы воины Хельги. Народ ликовал, а правители подкрепляли хмельным медом и изысканными яствами свои добрые намерения.
Старец закончил петь. Опустил на колени гусли и поднял слепые глаза на гостя.
– Чего желаешь, певец? – Хельга улыбнулся и запустил руку в кошель.
Но неожиданно старик заговорил на норманнском.
– Приветствую тебя, конунг Хельга! Мне ничего не нужно. Я уже прошел свой путь, переживя своих друзей и любимую жену. У меня есть дети и внуки, которые дадут мне все необходимое на остаток моих дней. Я всего лишь хочу, чтобы ты проследовал за мной. Это не займет у тебя много времени. Да и не сочти за дерзость мою просьбу.
Старик поднялся и, опираясь на плечо отрока-поводыря, направился к выходу.
– Не беспокойтесь! – Хельга поднялся из-за стола, давая понять воинам, чтобы те оставались на прежних местах.
Они подошли к обрыву, который нависал над бледно-синими водами Днепра.
– Вот здесь, – старик обвел рукой правый берег, – все твое, конунг! Правь, твори законы, милуй, наказывай, люби и ненавидь. Но там, – иссохшая рука показала в сторону противоположного берега, – не твой мир. Не пытайся понять его. И тем паче не пытайся подчинить себе. Туда уходят сны тех, кто сегодня возвысил тебя, согласившись стать твоими подданными. Там их сны становятся явью. И поверь мне: чужие сны тоже умеют мстить и наносить сокрушительные удары. Снами невозможно править. Их можно только принимать как должное. В снах сокрыта неведомая сила племени. Их нельзя презирать, потому что они не боятся презрения, их нельзя любить, ибо они не нуждаются в подобных чувствах. И самое главное – их нельзя запретить. Они живут помимо чьей-то воли и чьего-то могущества. Помни об этом, если хочешь прослыть настоящим правителем. Вот теперь, кажется, я сказал все. – Старик сделал два шага назад и встал за спиной Хельги.
А тот еще долго смотрел на левый берег Днепра, сдвинув суровые брови. Встречный ветер шевелил длинные забеленные сединой волосы князя, мягко обдувал разгоряченное пиром лицо и нес в себе звуки, которые заставляли трепетать его сердце.