Посол без верительных грамот (сборник)
Шрифт:
– В чем заключался эксперимент?
– В конкретное содержание его работ я не вникал. Даже когда он сам рассказывал о них, я старался запоминать поменьше. Так было спокойней. А отчеты он составлял лишь по завершении исследований. Он не терпел рабочих журналов. Они фиксировали бы его ошибки. Он считал это унижением для себя.
– Неужели ничего не запомнили?
– Помню, что он тогда создавал в себе полиглотство. Арабский, английский, китайский, суахили, хинди… Разные были языки. Он трещал на них на всех со скоростью водомета. А выше таланта не вытянул. Я бы на его месте тоже огорчался. Препараты мои, впрочем, были синтезированы
– Какие препараты вы ему синтезировали?
– Все, какие он заказывал. У меня сохранились рабочие журналы. В отличие от него, я все записывал. Если хотите ознакомиться…
– Да, пожалуйста. Итак, вы синтезировали химические препараты, какие он заказывал. А чем определялись его заказы? Почему он хотел того, а не иного?
– Не знаю. Он бы страшно рассердился, если бы я вздумал допрашивать, почему он нуждается в данном, а не в другом препарате. Знаю лишь, что выдаче каждого заказа предшествовали месяцы работы. Он вычислял, чертил, анализировал кривые… Девять десятых его времени занимала разработка заказа на новый препарат. Проверка препарата обычно была кратковременной.
– В чем состояла проверка?
– Сначала Ричард при помощи анализаторов устанавливал, что препарат соответствует заказу. Приходилось повторять синтезирование по пять —шесть раз, прежде чем он оставался доволен. Это были тяжелые дни. Зато когда проверка заканчивалась и он садился за расчет нового препарата, я мог отдохнуть. Он не возражал, чтобы я в эти дни повалялся на диване. Он только требовал, чтобы я лежал тихо. Лежать тихо я любил.
– Возвратимся к препаратам. Допустим, синтезированное химическое соединение его удовлетворило. Что он делал с ним?
– Как – что делал? Принимал!
– Что значит – принимал?
– Вводил себе в мозг. Впрыскивал в ухо или закапывал в глаз.
– То самое, что он сделал в последнем, гибельном эксперименте?
– Методика использования препаратов была одна. Не помню, чтоб он ее менял.
– Значит, ничего экстраординарного в последнем эксперименте не было? Попытку самоубийства вы отвергаете?
– Какое самоубийство! Нормальный эксперимент.
– Вряд ли нормальные эксперименты заканчиваются смертью экспериментатора. Вы знаете вывод медиков? Плачек ввел себе в мозг яд! Яд синтезировали вы.
Клаусен хмуро смотрел в угол лаборатории.
– Яда я не синтезировал. Ричард и не думал о ядах.
– Экспертиза приводит его фразу: «Меня больше не будет», сказанную вам перед введением себе яда.
– Препарата, а не яда! Слова его, это верно.
– Их считают своеобразным уведомленим о самоубийстве.
– Чепуха! Он всегда что-нибудь такое говорил. Когда принимал лингвистический препарат, он сказал: «Ты меня теперь не узнаешь. Я вторично рождаюсь – но уже другим». Перед испытанием ему все рисовалось в радужном свете. Когда получалось не по расчету, он сокрушенно бормотал: «Опять я, опять я!» Один раз сказал со вздохом: «Знания – еще не талант».
– Слова «опять я» можно толковать как желание переделать себя и разочарование, что он остался тем же?
– Тем же он не оставался. В чем-нибудь да менялся. Он ставил опыты, чтобы изменить себя. Он производил в себе гениальность.
– Производил в себе гениальность! Отлично сказано. А препараты, синтезированные вами, должны были перестроить связи клеток его
Клаусен подумал.
– Возможно, и так. Я раньше думал, что препараты мои являются резервуарами полезной информации. Ну, что Ричард разработал метод записи целых наук на молекулярном уровне. Я так и называл свою работу: синтезирование информационных капель. Однажды я сказал Ричарду о своих догадках. Он сперва высмеял меня – а потом рассердился. Он кричал: «Вы тупица, Карл! Не могу понять, почему измеритель приписал вам какие-то способности. Вы средство рассматриваете как цель!»
Рой пожал Клаусену руку.
– Спасибо, Карл. Арман почему-то считает, что вы необщительны. У меня другое впечатление. Вы хорошо разъяснили все существенное, что связано с гибелью Ричарда Плачека.
3
Рой передал Арману прибор, измеряющий способности, и два препарата, полученные от Клаусена. Арман поинтересовался, какое мнение составил себе Рой о смерти Плачека. Рой сказал, что о самоубийстве и вправду не может быть и речи. Похоже, что Плачек изобрел новый способ усвоения знаний при помощи инъекций специальных химических соединений. Изобретение его не удовлетворило. Он, несомненно, поставил перед собой цель гораздо более трудную, чем простая замена долголетнего пребывания в школе впрыскиванием в мозг сразу целых наук. Он стремился усовершенствовать интеллектуальные способности человека. И раньше всего – свои собственные. И не просто усовершенствовать, а сотворить совершенство.
– Он исчерпывающе сформулировал свое намерение: прыгнуть выше собственных ушей, – сказал Рой, усмехнувшись. – На меньшем, чем гениальность, он мириться не собирался. Нам нужно выяснить, чего он достиг на этом пути и какие допустил просчеты. Отчета он за смертью не написал, а рабочих журналов не вел.
– Им, конечно, руководило тщеславие, – согласился Арман. – Но, с другой стороны, он ведь был осторожнейший экспериментатор. Без идеальной предусмотрительности нельзя и помыслить о том, чтобы превратить свой организм в испытательный полигон. Столько раз проводил на себе опыты – и ни разу не ошибался!
– Один раз все же ошибся. Думаю, Арман, тебе надо на время отключиться от других работ нашей лаборатории.
…Арман с неделю возился с прибором Плачека и препаратами Клаусена. Когда он закончил исследование, Рой позвал Генриха. Другом Ричарда Генрих не был, но странные обстоятельства смерти Плачека не могли его не взволновать.
– Предположения подтверждаются, – доложил Арман. – Ричарду и вправду удалось разработать метод записи научной информации на молекулярном уровне. Структура молекулы первого препарата разработана так хитроумно, что хранит в переплетениях своих атомов целую библиотеку лингвистических сведений.
Он положил на стол две схемы. На одной были показаны связи атомов молекулы препарата и характеристические колебания клеток мозга самого Плачека. Каждая связь выражала в особом коде какой-либо основной элемент языка. Колебания атомов вокруг положения равновесия образовывали слова, сочетания отдельных колебаний – фразы. Плачеку удалось записать в молекулах основной словарный фонд десяти языков, так огромно было число вариантов состояний каждой молекулы. Арман обратил внимание братьев на то, что характеристики колебаний молекул препарата и клеток мозга Плачека совпадали.