Посол Урус Шайтана(изд.1973)
Шрифт:
Теперь Арсен уже не видел ничего, кроме лоснящегося одутловатого лица татарского мурзы. В памяти, словно упавшая звезда, мелькнуло воспоминание о невольничьем рынке в Кафе: холодное солнце, мрачное море, полураздетые невольники и свист плетей, падающих на его плечи… Ненависть утроила его силы. В полумраке мечети от ударов сабель брызнули ослепительные искры. Бею некуда было отступать, и оборонялся он неистово и яро. Его сабля ловко отбивала все удары казака. Но, видно, страх сковал сердце ханского вельможи, лоб его густо покрылся каплями пота.
Арсен
— Бей, прикажи своим людям прекратить сопротивление! За это получишь жизнь! Ну!
— О правоверные! Аллах отступился от нас! — хрипло выкрикнул бей. — Приказываю сложить оружие! Сдавайтесь! Сдавайтесь!.. О горе нам, сыны Магомета!..
Сначала ближние к бею сеймены и аскеры побросали сабли. Потом, когда бей повторил свой приказ громче, сдались остальные.
В мечети наступила тишина. Слышалось только тяжелое дыхание многих усталых людей да стоны раненых.
К Арсену подошел Серко. Обнял казака:
— Спасибо, сынку! Я все видел!.. Славную птаху поймал! Молодец! — и еще, раз прижал к груди.
…В полдень, тяжело нагруженная пушками, янычарками, порохом, пленными, казацкая флотилия отчалила от Таваня. На месте крепости остались груды камня, трупы. В небо вздымались черные столбы густого, смердящего дыма.
Подплывая к Сечи, Звенигора обдумывал то, как сквозь турецкие и татарские заслоны и разъезды пробраться в Чигирин. На сердце было тревожно. Опасался не застать Романа. Трауернихт мог за это время вывезти его или замучить. Турки могли ворваться в город и всех пленных вырезать или угнать в неволю, как они сделали три года назад в Каменце. А возможно, просто окружили город так, что и мышь не проскочит.
Десятки мыслей роились в голове Арсена, возникали десятки разнообразнейших предположений. Но все они развеялись в один миг, как только флотилия причалила к сечевой пристани.
Не успел Звенигора сойти на берег, как его позвали к кошевому, который прибыл немного раньше.
Серко стоял в окружении нескольких атаманов, которые водили свои курени на Буг. Перед ним замер на коленях молоденький янычарский ага. В его глазах испуг и мольба.
— Арсен, надо подробно и точно расспросить этого турчонка, — сказал кошевой. — Он, кажется, знает много интересного для нас… Эй, ага, — обратился Серко к турку, — ты уже знаешь, кто я, и убедился, что шутить с тобою не входит в мои намерения. Скажешь правду — будешь жить; сбрешешь — будешь кормить раков в Днепре! Понял?
Арсен перевел.
— Понял, паша!
Серко улыбнулся, услыхав, как величает его турок.
— А если понял, то скажи, куда направлялся твой отряд с обозом раненых и больных из-под Чигирина? Почему вы шли не на Аджидер, а повернули к Днепру?
Турок метнул испуганный взгляд на Серко и атаманов, строго смотревших на него.
— Такой был приказ великого визиря, паша, — пробормотал он.
— Какой приказ?
— Мы должны были добраться до Днепра и там ждать нашу флотилию…
— Ну?
— Она доставит съестные припасы и порох для войска великого визиря, паша. А мы должны были, передав раненых и больных, забрать весь груз и везти под Чигирин.
— Раньше вы ездили к Аджидеру или к Очакову.
— Да. Но туда вдвое дальше…
— Значит, Кара-Мустафа ощущает недостачу в припасах, если торопится получить их?
— Ощущает, паша. Войска много — припасов мало… Рассчитывали найти на Украине, но в прошлом году Ибрагим-паша так разорил край, что нам теперь ничего не осталось.
— Сам поживился, как собака палкой, и своего преемника, значит, под монастырь подвел! — мрачно улыбнулся кошевой. — Сколько же кораблей должно прибыть?
— Не знаю, паша… Но судя по тому, сколько возов с нами отправили, должно быть много.
— Ну что ж, снова будет работа… Турки прутся на Украину, как грешные души в ад.
— Однако ж, батько кошевой, мне позарез надо быть в Чигирине! — воскликнул Арсен.
— Знаю. Слышал. Похвально, что так радеешь о товарище. Но здесь ты нужен не меньше. А может, и больше!
Это был приказ, и Звенягора ничего не мог поделать.
— Уведите агу! — распорядился Серко. — Похоже, он сказал правду… Приготовьте все к новому походу: на чайках пополнить запаек ядер, пороха, сухарей, саламахи [132] . На заре выступаем.
— Друже, гляди — плывут! — выкрикнул Секач, сидя на толстом суку старой ветвистой вербы, высоко поднимавшейся над другими деревьями.
132
Саламаха (саламата) — кушанье в виде жидкой каши из муки с салом.
Товкач сощурился от солнца.
— Что-то я не вижу… Ты, часом, не брешешь?
— Ей-богу, плывут!.. Да куда ты смотришь?.. Вон, против Краснякова выплывают. Поворачивают, сдается, в устье Корабельной… Да сколько их, матушки!
Теперь уже и Товкач заметил турецкую флотилию.
На широком, сверкающем против солнца плесе Днепра появлялись из-за поворота корабли. Один, два, три… пять… десять… двадцать… пятьдесят… Товкач сбился со счета.
— Это они! Не будем мешкать! Бежим скорее к кошевому! — выкрикнул Секач, быстро спускаясь вниз.