Посол вон!
Шрифт:
Жуткая страна, жуткие нравы! То ли дело родная Бухара, где женщины надежно отделены от мужской назойливости плотной чадрой. Конечно, посол, как хранитель восточных традиций, был возмущен нравами, царящими в Киеве. Он только ради того, чтобы окончательно убедиться в падении нравов в городе, бросил пару-тройку взглядов на запретный плод, и что же он там увидел? А увидел он такое, что до сих пор стоит перед его глазами и мешает сосредоточиться. И как с этой девицей могут постоянно, бок о бок, служить мужчины? Это же пытка какая-то! Нет, тысячу раз правы были предки, что облачили женщин в паранджу,
Их дело сидеть дома, варить плов, рожать детей и ждать супруга со службы. И уж точно не их дело соваться в мужские дела и своим свистом выводить из строя отборных воинов. И нет в том их вины! Не на ратном поле их зарубил коварный враг и не от свистящей стрелы пали они под копыта верного коня, а лишились чувств от совершенно негероического и абсолютно нелогичного поведения младшего богатыря какой-то странной маленькой дружинки. Где же это видано, чтобы свистом с ног сбивать? Это не по правилам!
С такими вот мыслями Каюбек планомерно, шаг за шагом обыскивал «Чумные палаты» в сопровождении воеводы Севастьяна, ухмыляющегося Илюхи Солнцевского и ехидного богатыря в сарафане. Надо признать, что именно последний, курносый фактор в этом списке окончательно выводил его из хрупкого состояния равновесия, в котором он оказался, после того как очнулся и имел длительный разговор с представителями власти. Когда он получил разрешение осмотреть терем, он уже вполне четко осознавал, что это действие не даст никаких результатов.
Предчувствие его не обмануло: в доме не оказалось ни похитителя его несравненной Газели, ни самой сбежавшей дочурки. К тому же воевода подлил масла в огонь, официально заявив, что коварный обольститель в данный момент находится на охоте с князем, княгиней и еще несколькими десятками человек. Тогда Каюбек окончательно растерялся и закончил досмотр в совершенно угнетенном настроении. Именно в этот момент к нему подошла обладательница уникального свиста и очень проникновенно посоветовала возвращаться домой. Как ни странно, он тут же ощутил, что именно так ему и стоит поступить. Он попрощался с воеводой, хмуро кивнул старшему и младшему богатырям и гордо отправился прочь.
А что ему оставалось? Куда бежать, где искать его несравненную и луноликую? Хорошо еще, что Севастьян лично его уверил, что все ворота закрыты, ночью из города она не выберется, а утром стража будет многократно усилена. Оставалось только ждать. Ноги сами привели его в комнату дочки.
Газелюшка, но как она могла, а главное, из-за кого? Из-за этого скользкого типа Изи? Ну да, как теперь ясно, он вместе с остальными членами дружины в фаворе у князя, но ведь этого мало! А как же калым, как же данное в Бухаре слово?
Тут что-то привлекло его внимание на сундуке, стоящем около кровати. Каюбек подошел поближе и осторожно поднял с него ярко-красный платок. Немного покопавшись в памяти, он вспомнил, что именно такой он видел на голове вездесущего среднего богатыря. Мысли окончательно запутались в голове посла.
Так, значит, он был здесь?! А как же охота? Так, где же Газель? — пожалуй, это были самые важные из вопросов, которые словно рой пчел закружились у него в голове. И тут в ней появилась одна, но при этом самая важная и большая мысль, вытеснившая из головы все остальные. Каюбек вдруг вспомнил, что на последнем пиру, на котором он вручил князю верительные грамоты, кто-то из послов по секрету поведал ему, что в настоящий момент денежные средства «Дружины специального назначения» достигли просто неприличных размеров. И что именно Изя держит в своих руках все денежные потоки этого весьма странного подразделения. На лбу Каюбека Талибского тут же выступили капельки пота, а в ушах вполне отчетливо раздался звон золотых монет.
— Так это меняет дело! — радостно воскликнул бухарец и, потирая руки, прошелся по комнате. — В конце концов, почему бы и не заиметь такого зятя? Тип он скользкий, голова варит, деньги к рукам липнут, так какого же жениха еще можно пожелать любимой дочке? А то, что он другой веры, так это поправимо, чик, и готово.
От нахлынувшего на него возбуждения Каюбек опять заметался по комнате.
— Ай да Газелюшка, ну вся в палку! — радостно сообщил сам себе такую невероятную новость. — Это очень даже кстати, что ты с ним сбежала. Теперь я с чистой совестью могу послать куда подальше своего бухарского друга. Мол, я не я, слова не нарушал, а просто был поставлен перед фактом моей временно непослушной дочкой.
Пот на лбу выступил еще больше, а нарезаемые по комнате круги мельче, но зато интенсивнее.
— На свадьбу денег с Берендея стрясу, мол, раз не уследил за своим богатырем, плати. Да и дом для молодых тоже, пожалуй, с него. А с такой-то протекцией и связями при дворе я такую торговлю в Киеве разверну!
От открывающихся перспектив у него пошла голова кругом, и Каюбек опустился на все тот же сундук. Вдруг его слуха достиг странный звук, раздающийся из-под плотно закрытого палантина. Посол напрягся, осторожно поднялся и дрожащей рукой поднял полог. Стон радости пополам с разочарованием вырвался из его груди — на огромной кровати как ни в чем не бывало спала его дочь.
— Газелюшка! — заверещал он, теребя за плечо спящую девицу.
Та, в свою очередь, спросонья не могла понять, что от нее хотят, и попыталась скрыться под одеялом. Однако оттуда она была извлечена решительной рукой своего отца. Наконец она смирилась, что просыпаться все-таки придется, и открыла глаза.
— Шайтан тебя подери, ты что, с ума сошел на старости лет?! — довольно визгливым голосом возмутилась она.
— Это тебя шайтан подери, ты где была?! — не остался в долгу Каюбек.
То ли спросонья, то ли от удивления, а то ли оттого, что до этого папаша никогда не говорил с ней в таком тоне, она совершенно искренне ответила:
— Спала.
— С кем? — не унимался бухарец. — С ним, с Изей?!
— Да ты чего, папа? — сбросив с себя остатки сна, удивилась Газель. — Я девушка приличная и абы с кем не сплю! Тем более что ты троекратно усилил стражу, и без этих никудышных евнухов никуда меня не отпускаешь!
— А давно ты вернулась? — не унимался отец.
От таких нелепых обвинений дочурка совсем стушевалась и не нашла что ответить. Впрочем, ответ особо не требовался, Талибский продолжал клеймить позором и выводить на чистую воду: