Постчеловечество
Шрифт:
Согласно выводам эволюциониста Юрия Чайковского получается, что указанные ключевые явления относятся к тому классу случайных событий, которые не имеют устойчивой частоты (она расходится), соответственно, нет и характеристики вероятности. Грубо говоря изучать их недиссертабельно. Не то что в академики, но и в кандидаты не попадешь.
Популисты политической арены употребляют всуе словосочетание «системный кризис» Это типичный плеоназм (языковая избыточность), потому что кризис вне системы не бывает согласно дефиниции. Другое дело, что геном эволюционно-лабильных биологических форм сложился в форме бинарной структуры, в формулировке генетика Михаила Голубовского — сочетании облигатной и факультативной компонент (ОК и ФК).
Облигатная
Компоненты генома не локализованы в определенных местах хромосомы, они диспергированы, подобно крупным файлам в компьютере.
Американский эволюционист Верн Грант (Verne Grant) описал три типа популяций, или в нашем понимании, — три формы биологических видов, отличающихся по способности к эволюции и соответственно по реакции их генетической системы (генома) на внешние факторы. Примитивные монотипические виды (каждый род с одним родом) с широким ареалом вплоть до циркумполярного типа волка могут не чувствовать перемен. Их антиподы — специализированные формы с многочисленными видами в роде и видами-двойниками типа большинства паразитов существуют столько времени, сколько дает им приют их экологическая ниша. У них мало хромосом и нет «лишней» ДНК. Чем форма более специализирована, тем геном короче. Выбраться обратно из своего трека они не могут, специализация оказывается необратимой, т.к. геном утрачивает мобилизационный резерв в терминологии Сергея Гершензона — снижается число хромосом и валовое содержание ДНК в них, исчезают некоторые типы повторов, включая как подвижные последовательности, так и дупликации уникальных генов, которые служат источником генетического материала в основе появления новых функций.
У этих двух форм — примитивных и специализированных — неплохо идентифицируются виды. Человек относится к промежуточным полуколониальным вневидовым формам с вторичными интерградациями и сетью неполных репродуктивных барьеров. Такие формы на изменение среды реагируют бурной эволюцией.
Генетическая конституция человека с бинарным устройством генома позволяет нам жить вечной катастрофой ради перманентной генерации нового — упоительного ощущения перемен.
Для большой эволюции известны два генетических процесса. Представители изолированных эволюционных школ неоднократно придумывали разные пары терминов, имея в виду одно и то же. Мы применяем слова «аллогенез» (постепенная эволюция) и арогенез (катастрофа). Макроэволюция в любом случае следует одной общей схеме из четырех возможных режимов — катастрофа, стабилизация, стагнация, необратимая внеорганизменная форма бессмертной жизни с безумным накоплением шума, избавиться от которого уже не может.
Переключение режимов происходит воздействием вешних факторов или сочетанием параметров, эстетического отбора и пересадки на свежую среду. Тут вновь и вновь возникают параллели генетической и общественной сфер. В частности, Государственная Дума служит таким же инструментом манифестации неявных перемен массового сознания, как тело — состояния генома. Причем речь идет о виртуальном информационном потоке, а не о сером прогнившем здании Совета Труда и Обороны. Если разговоры о строительстве нового парламентского центра будут переведены в практическую плоскость, это может изменить пространственно-временную структуру хаоса во властной системе и роль Госдумы будет какой-то иной.
Режимы массового сознания переключаются PR-потоком включая законы или их обсуждение на основе завихрений в структуре хаоса. В культуре растительной ткани может быть применен широкий спектр факторов, включая такие, которые по отдельности снижают выживаемость, а совместно дают синергизм с возникновением новых форм и превышения исходной жизнеспособности. Физический механизм фактора не всегда важен, действие зависит от состояния системы.
Благодаря инновационной организации человеческого генома в зависимости от нашего состояния генетическим оружием может стать буквально все что угодно, и оно активно используется. Роль макроэволюционного фактора сыграли те же выборы, которые в 2003 году убили либеральный электорат. Приемами воздействия на генетическое состояние общества блестяще владел Сталин, изредка позволяя себе даже действовать против ожиданий массового сознания. Запрет абортов в сочетании с расстрелом за побег за границу дал в результате сквозь волну шума в потомстве положительные изменения. И это при том, что детей тогда ненавидели. Подобные приемы, как и любые формы проявления террора, стрессируют популяцию, вызывая генетические перемены подобно тому, как действуют на культуру ткани in vitro супервариабельная тимусная ДНК, колхицин, регуляторы роста растений.
Подчеркнем, что новое возникает только в катастрофическом режиме, будь то выход позвоночных на сушу или журналистско-депутатский креатив, способный пробить глухоту общества к информации о какой-то новой надвигающейся разрушительной проблеме.
Можно помечтать о предотвращении надвигающейся глобальной катастрофы в форме нового холокоста с применением молекулярной биотехнологии для нейтрализации возмутителей спокойствия в хромосомах. Хотя когда-нибудь такая технология вполне может превратиться в рутинный прием противодействия массовой тревожности и потере смысла жизни — гипофории, если только депутат Александр Чуев опять не встанет на страже божественного начала в человеке.
Пока же все более активно и с увеличением эффективности применяется метод т.н. «превентивных катастроф» в управлении обществом. По словам политтехнолога Глеба Павловского, существует конкуренция между поставщиками кризисов на рынок. Он, к сожалению, прав — разумнее, если генерацией кризисов занимаются не наемники, а те, кто зависит от состояния населения.
Как это делается, хорошо иллюстрирует история 122-го закона. Началось все с желания правительства отменить социальные законы, которые уже несколько лет приостанавливались в действии ежегодно дополнением к бюджету. По ходу парламентской пьесы в общую могилу накидали, как обнаружилось только в Совете Федерации, около четверти тысячи самых разных законов с обшей целью продвижения в сторону унитаризации государства. В качестве шумового оформления для отвлечения внимания журналистам велели называть проект «законом о льготах» (или о монетизации). СМИ наживку сглотнули на лету, как бы законодатели сами подставились. Было понятно, что наши все еще советские пенсионеры подвинуты на льготах, возможность гордо пройти мимо контролера для них дороже денег. Эта особенность совпала с тем, что пенсионеры оказались самой и почти единственной социально возбудимой прослойкой. Когда к весне 2005 года вектор общественного состояния недвусмысленно указывал на революцию осенью, задействовал 122-й закон, который журналистам уже велели называть по номеру.
Тут надо представить себе весну 2005 года: расцвет журналистского креатива и возможностей СМИ. Представители исполнительной власти попали в острую зависимость от того, что придумают журналисты, потому что кресла под ними сгорели и тлела сама земля. Закон перелопатил второй и третий уровень власти в федерации (региональные и местные органы), продолжив административную реформу до полной революции — примерно как получилось в 1917 году. И одновременно вывел на улицы самую активную часть населения — пенсионеров. В итоге в 2005 году возможной революции не случилось в отличие от событий столетней давности.