ПОСТИНДУСТРИАЛЬНЫЙ ПЕРЕХОД и МИРОВАЯ ВОЙНА Лекции по введению в социологию и геополитику современности
Шрифт:
В зависимости от решения нациями этого вопроса оказывается само постнациональное существование эгрегоров. Например, при том, что половина русских с 1991 года оказалась вне национального государства, русский эгрегор пока не смог не только решить, но и осознанно поставить перед собой этот вопрос в силу отсутствия классового самосознания практически всех классов в рамках всего гиперкомьюнити. Поскольку территориальный контроль и внешняя безопасность территорий за рамками небольших анклавов островного или полисного типа оказываются в новом обществе технологически и ресурсно невозможными, происходит коренное изменение геополитической ситуации в мире. Пространство киберпанка оказывается уязвимым для воздействия силовых структур корпораций (и для псевдофеодальных образований, которые там сложатся, ливийский сценарий будет повседневной угрозой, переходящей в реальность), а сами корпорации оказываются базированными на хорошо защищённые анклавы или цепи анклавов. С другой стороны, всё пространство
В силу дигитального и культуроцентрического характера производства в постиндустриальном обществе, базовой основой, определяющей единство эгрегора и структуру рынка, оказывается язык и языковая принадлежность. Те языки, которые объединяют сегодня большие массы людей, являются главными кандидатами на выживание как базы рынков для постиндустриальной продукции. Понятно, что кроме массовости роль играет ещё и уровень развитости языка для постиндустриальной жизни. С этой точки зрения перспективы выживания и ассимиляции остальных имеют следующие языки (в порядке перспективности): Английский Испанский Китайский Русский Португальский Французский Немецкий Японский Итальянский Корейский Турецкий (с ассимиляцией азербайджанского и др) Арабский Польский Фарси Языки, выживание которых в качестве эгрегориальной основы возможно: Урду (если элита урду откажется от практики ассимиляции в англоязычный мир, что вряд ли) Вьетнамский Тайский Румынский (если в Румынии сложится постиндустриальный класс, чего пока не видно) Голландский (если будет жёсткая политика его защиты) Венгерский (ибо деться венграм некуда и могут попробовать выжить) Греческий Чешский Сербохърватский Шведский (по тем же причинам, что у венгров) Можно предположить, что индустриальное развитие отсталых народов Индостана и ЮВА также подготовит их в перспективе к переходу к эгрегориальному существованию. А может быть, давление глобальных корпораций приведет к их ассимиляции. В этих условиях почти для всех народов СНГ русский язык оказывается важнейшим конкурентным преимуществом, даже в тех случаях, когда недостаточное владение им ставит в положение «младших братьев». Ставка на этнические языки оказывается бесперспективной в исторической перспективе. Например, политика нацистских режимов в Прибалтике сделала неизбежной исчезновение и англоязычную ассимиляцию прибалтийских народов в ситуации, когда принадлежность к русскоязычному эгрегору уже сегодня открывает выход на более привлекательные рынки. Ставка украинских нацистов на превращение в язык диалекта галицийского субэтноса не только потерпела провал, но и поставила сам галицийский субэтнос перед неизбежной жёсткой ассимиляцией польским эгрегором вместо спокойного существования в рамках русского эгрегора. Узбекистан и Азербайджан стоят перед неизбежным выбором между ассимиляцией в тюркоязычный или русскоязычный мир, причём ослабление уровня русификации в последние десятилетия делает этот выбор неочевидным. Для южных славян русификация остаётся наилучшим выбором, а для Чехов выбор между ассимиляций русскими или немцами пока что решается в пользу немцев. В Румынии дееспособные элементы предпочитают ассимиляцию среди четырёх перспективных романоязычных эгрегоров. Тогда как для молдаван русификация в исторической перспективе неизбежна. Экономическая и культурная заинтересованность национальных постиндустриальных производителей в сохранении собственного культурного рынка делает возможным их отказ от узкоклассового подхода и союза с иждивенческими классами в целях сохранения, выживания, развития национального эгрегора. В случае реализации такого классового сотрудничества на основе национальной общности, возможен отказ постиндустриальных элит от нынешней ориентации на асиммиляцию в англосаксонскую культурно–эгрегориальную среду, который навязывается сегодня политикой властей стран СНГ и позицией паразитических классов. Такой вариант развития вероятен, а значит, существует и надежда на выживание русского культурного эгрегора, успешное преодоление им постиндустриальной трансформации и занятие достойного места в складывающемся в процессе этой трансформации мире.
Такова, в самых общих чертах, метаполитическая ситуация в сегодняшнем мире. Я рекомендую Вам несколько
ЛЕКЦИЯ 2: РОССИЯ В КОНТЕКСТЕ ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОГО ПЕРЕХОДА
Классовая борьба в России в геополитическом аспекте
Что происходит сегодня в мире в геополитическом разрезе?
Индустриальных стран, за исключением юго–восточной Азии, сегодня уже не осталось. Все страны в той или иной степени постиндустриальны. Остальные разделяются на страны постиндустриального ядра и постиндустриальной периферии. Корпоратократия берет на себя миссию переформатирования постиндустриальной периферии в соответствии со своими интересами.
Каковы свойства вот этой постиндустриальной периферии? Главное свойство — полное подчинение этих стран финансовой аристократии. Элиты этих стран, так называемые компрадоры, работают на финансовую аристократию.
Как они работают на финансовую аристократию? Они работают в противофазе тому, как работает корпоратократия. Если корпоратократия садится на какой–то ресурсный поток, то она делает этот ресурсный поток базой своей власти. Если компрадоры садятся на какой–то ресурсный поток, они начинают продавать этот ресурс за эмитированную кем–то валюту, превращая свой ресурсный поток в основу чужой власти. В основу власти того, кто эмитирует эту валюту.
В результате этого происходит усиление финансовой аристократии. Она умирает медленнее, у неё появляются ресурсы для продолжения борьбы с корпоратократией.
Мы видим эту ситуацию на протяжении последней четверти века. Когда в России шла классовая борьба под названием Перестройка, было две коалиции политических сил. Была возглавляемая Горбачевым коалиция, ориентированная на сотрудничество с корпоратократией, на сотрудничество с прогрессивными мировыми силами. За ней стояла высокотехнологическая советская элита, технократия. Ей противостояла коалиция всякого рода реакционных сил, безответственная партноменклатура, криминал, нацисты разного толка. Эта коалиция была ориентирована на сотрудничество с финансовой аристократией. В результате известной схватки 91–93–го года победили те силы, которые ориентировались на финансовую аристократию.
По советской традиции всё дерьмо льют на проигравшую сторону, обвиняя именно её в последствиях своих собственных действий. В 50–е те, кто организовывал репрессии 30–х, радостно приписали их Сталину и Берии, которые согласно документам занимались больше реабилитацией, а не репрессиями.
Сегодня Кургинян и прочая братия льют дерьмо на Горбачева, хотя не Горбачев подписывал Беловежские соглашения, не Горбачев устраивал приватизацию, не Горбачев устраивал гайдаровскую инфляцию, не Горбачев приглашал Джефри Сакса, да и парламент расстреливал не Горбачёв. Что это всё клевета — понятно человеку психически здоровому, но в изнасилованном идеологическими сифилитиками – ельциноидами — обществе психически здоровых людей не так много. Поэтому вся эта банда и может продолжать врать сколько угодно. Только заплатить за клевету на Горбачёва России придётся так же дорого, как СССР пришлось заплатить за хрущёвскую клевету на Сталина.
Как выглядело бы сотрудничество с мировой корпоратократией в случае победы политики Горбачёва, точнее «плана Андропова»? В планах прогрессисткой группы было превращение всех министерств, особенно высокотехнологических (понятное дело, что текстильная промышленность мало кого интересовала) - а у СССР было много высокотехнологических министерств — в корпорации, которые были бы конкурентоспособны на мировом рынке. Этим корпорациям предполагалось придать в помощь определенные структуры советской разведки, чтобы они могли осуществлять защиту их конкурентных интересов на мировом рынке.
Кооперативное движение было задумано не для того чтобы отмывать деньги, как это делали ельцинисты, а для того, чтобы частная инициатива могла вести высокотехнологическую деятельность. Для этой же цели задумывались и ЦНТТМ. Была ориентация на японский образец, где основные инновации проводят маленькие конторы, или — как сейчас в Израиле – система, где маленькие инициативные фирмы проводят инновации, потом отдают их корпорациям. Инноваторы получают ресурсы на дальнейшее развитие, корпорации получают возможность разворачивать инновации.
Переход к такой модели и был задуман в рамках той трансформации, которую сейчас называют «планом Андропова». Никакой приватизации национального достояния не предусматривалось – приватизации подлежали всякие магазины, предприятия лёгкой и пищевой промышленности, чтобы передать в частные руки обеспечение населения товарами народного потребления, разгрузив не справлявшееся с этим государство.
Группа Горбачёва делала ставку на класс постиндустриальных производителей. Чтобы они могли получить свое представительство во власти, была создана демократическая система выборов в советы. Она была разработана так, чтобы постиндустриальные производители в первую очередь могли прорваться во власть в тех районах, где они были. И они тогда туда прорвались.