Постижение
Шрифт:
Стремление к самостоятельности не может быть дурным, если не противоречит человеческой сущности… и чувствуешь себя ничтожеством, если не строишь свою жизнь. Но в сочетании со стремлением обустроиться в служебном кресле, а тем более с должностью иметь власть – это мелкотравчатое ханжество… перерастающее в диктат.
Проявлять волю к подчинению – не просто мерзость, но и противоестественность… нет звучания разума – есть отголоски инстинкта… но в основном, это примитивность ума, низкая культура и множество недостатков, которые прячут за так называемую волю, что есть элементарное
Владея материально-производственными ценностями, Арнольд не ворочал крупными деньгами… «Деньги ничто – власть всё!» Всё работало на мнение, что он может «дать» или «делать» – и делал, и давал всем, кто был ему нужен… не нарушая уголовного кодекса… а кодекс нравственности пренебрегался в отношении ненужных, неудобоваримых и тех, кто дураки… а дураки все, кто не хочет иметь с ним дело.
«Свои» люди во всех сферах жизнедеятельности… которым делается звонок: «Надо!» – «Будет!»… но за Это – Это… «Свои» люди среди подчинённых, которым сходят с рук почти любые «нехорошие» поступки, и люди, заполняющие вакуум – исполнители непроизводственных работ в рабочее время… Вот такая незатейливая система.
Была и нота уважения к Арнольду… вероятно, она прозвучала, когда дружески пожимал ему руку, – он не был лицемером и не использовал двусмысленных слов. А «система Арнольда» была сильна из-за имеющихся возможностей и по многим слабостям порядочных систем.
Повиноваться законам природы я обязан по двум причинам: являюсь частью природы и неповиновение разрушает связь с природой… но повиноваться другому человеку – здесь нет ничего от природы… здесь «законы» Разума… Кто разумнее, тот сможет подчинять… если нет души и не считаться с моралью.
С ностальгией вспоминаю Николая Васильевича, прежнего механика… начало познания дела, ещё как следует не знаю, как и что делать, но делаю по своему пониманию. Он ласково, с иронией начнёт объяснять, ещё не зная того, что не терплю учителей… и наткнётся на мои безграмотные возражения. Блеснут возмущением глаза и на одном дыхании скажет: «Делай как знаешь… но должен сделать!» – уйдёт, а рядом останется тепло гневной вспышки… Знаю, через несколько минут, когда доложу о выполненном, прочту в его глазах дружеское расположение.
С Николаем Васильевичем работалось без принуждения… и весело. Даже редкие конфликты были хоть и шумные, но с большой долей иронии… и всё решалось не так, как кто-то хотел, а так как надо.
Под Арнольдом всё изменилось: конфликт перерастал в конфликт и между ними конфликтное напряжение… в бригадах появились группировки, работающие до мордобоя… бестолковость работы увеличивалась, сказывалась застывшая техническая эрудиция Арнольда, а мастера и бригадиры не могли ослушаться «хозяина»… Главное, на работу шли, как на повинность.
Очень ярко высветила Арнольда история с повышением разряда слесарей, которая стала анекдотом….
Из группы Арнольда на курсах повышения квалификации училось нас четверо. Сдавали теорию… Арнольд в приемной комиссии… У всех шестерых «приёмщиков» свой стол… Надо так случиться, отвечать на экзаменационный билет мне пришлось механику, столик которого рядом с Арнольдом.
Арнольд занимался не столько своим визави, сколько мною… Вопросы сыпались из высшей механики – от них заикались даже экзаменаторы, а мои извилины вскипали в черепной коробке… поддерживало и вдохновляло затаённое дыхание всех следивших за поединком… Ответил на все вопросы, но Арнольд выкричал для меня «четвёрку»… Члены комиссии виновато согласились, не имея убедительных аргументов против крика, хотя глубокого смысла в уровне оценки не имелось.
Продолжение следует…
Устами мастера Арнольд предложил нам четверым без сдачи практической работы повысить разряд… если мы перейдём в дежурные слесаря.
Шура Колесников согласился, не задумываясь: «В смене поспать можно, да днём пивка без очереди «дернуть»… и «Пузыря» не видеть…»
Сергеев размышлял сутки… и согласился. Позже оправдывался: « Только одно – не иметь дело с «Пузырём»… Мужики меня предателем считают… А я что?.. Прикажет – делаю… червей копать или блёсны отливать… хозяин!».
Юрий Петухов отказался: трое детей, мать прибаливает – неудобна сменная работа. Отказался он и от борьбы за разряд: «Замордует Арнольд, всё равно в дураках будешь». Перейди в дежурные слесаря Юрию всё же пришлось – Арнольд зашёл из-за угла… Придавил Юрия на его слабости – семейные неурядицы отглаживались «горькой» – был подловлен и поставлен перед выбором: «или уволю, или дуй в дежурные слесаря!»
Мне по закону не допускается смена как студенту вечернего факультета (Арнольд об этом ещё не знает)… не предъявляя свои права, вступаю в борьбу… Задание получил немыслимое: детали без названия, только размеры и материал… На второй день опытные мужики определили: подставка для лодочного мотора, а две поменьше – хомуты для крепления мотора…
Когда одиноко противостоишь кому-то, чувствуешь зависимость от людей, наблюдающих противоборство – люди становятся судьями и требуют не словесных оправданий, а реальных поступков.
Выполнил к указанному времени и в соответствии с допусками в чертежах… и отдал мастеру – «Арнольдову голубку»… но ответа не получил… На следующий день спрашиваю во время развода: «Что насчёт оценки?».
– Арнольд Алексеевич забраковал твою работу, – дружный смех в слесарке… Пришлось идти к Арнольду… Кабинет был заперт… пошёл через полчаса… Арнольд сидел, склонившись над бумагами… На меня поднялись глаза, но голова была в прежней позиции… Явно минуту назад «заложил».
– Что тебе?
– Насчёт оценки по работе…
– Плохо…
– А конкретно?
– Проверял микрометром – детали не соответствуют заданным параметрам, – умно, но согнулся ещё круче.
– Работа велась с помощью штангеля, а не… – вижу в окно, как «Степан», переодетый в цивильное, несёт подставку (значит, была нужна и браком не пахла) в сторону проходной… Куда и зачем – было понятно.
Арнольд удивлённо посмотрел в ту же сторону: «Паразит!» – сказано о «Степане», а мне была навязана дискуссия о целях и задачах трудовой деятельности слесарей, ему подчинённых… слушать было противно, прервал его монолог вопросом: