Постмодернизм в фантастике: руководство пользователя

Суэнвик Майкл

Что общего у постмодернистов по обе стороны баррикады – так это присущая им самоуверенность, переходящая порой в высокомерие. Они могут любить и даже похваливать отдельных писателей старшего поколения (хотя предпочитают их мертвыми или забытыми), но все же в целом испытывают к своим предшественникам полнейшее равнодушие. «Мне не совсем удобно говорить это, – сказал Джон Кессел в интервью журналу „Fantasy Review“, – однако многие произведения, которые мы называем лучшими в жанре, ни в какое сравнение не идут с лучшими образцами английской и американской литературы последних двух столетий. Мелвилл, Набоков, Фланнери О'Коннор, Джейн Остин, Фолкнер, Конрад – эти писатели, что ни говори, по всем статьям лучше, чем Херберт, Хайнлайн, Азимов, Желязны и другие». Упомянутые фантасты, возможно, будут удивлены, что кому-то понадобилось проводить такое сравнение. И все же, как вы могли заметить, Кессела такое положение удручает. «Если мы хотим пробиться в высшую лигу, – продолжает он, – нам нужно научиться играть по правилам высшей лиги». Вслушайтесь внимательно, и вы услышите за этой метафорой хвастливую мысль, что фантастам под силу «крученые мячи» Фолкнера и «резаные

подачи» Набокова, а местоимение «мы» означает, что и для себя Кессел уже застолбил местечко в сборной. Такого рода амбиции не чужды никому из постмодернистов. Все они – птицы высокого полета, а уж если начнут играть всерьез, то куда там всякой мелюзге вроде Хайнлайна, Азимова и Кларка – не конкуренты!

Комментируя этот феномен, Джеймс Патрик Келли писал о своих собратьях-постмодернистах: «Эти амбиции заставляют их тратить время на написание лихо закрученных рассказов, хотя те же самые деньги, причем с меньшими умственными усилиями, они могли бы грести, романизируя эпизоды из „Мучеников науки“ [08] . Эти амбиции поддерживают их, когда они выходят из библиотек, пошатываясь под тяжестью связок книг, которых никто не брал с полки с 1962 года. Раз уж они решили выделиться в этом перенаселенном жанре, то им надо писать вещи только экстракласса!» Это высказывание наводит нас на еще один интересный момент – на ту любопытную смесь уважения и презрения, какую испытывают постмодернисты к своей аудитории. Они с охотой затратят целый месяц дополнительно, занимаясь исследованиями на тему: какой была планировка нижних палуб испанского галеона, или как Моцарт на самом деле писал свое второе имя, – чтобы сотворить один-единственный рассказ, гонорар от которого не окупит даже расходов на еду в течение этого месяца. И все лишь потому, что они якобы знают, чего ждут от них читатели. Ну а если читатели ждут совсем не этого, то... то они будут носить воду решетом просто из любви к искусству.

08

«The Misfits of Science» – фантастический телесериал, популярный в середине 80-х годов.

Когда постмодернисты пришли в жанр, научная фантастика пребывала в нетипичном для нее состоянии самообезличивания. Вот как позже написал об этом Стерлинг: «НФ дрейфовала безруля и без ветрил, по воле любого коммерческого ветерка. „Новая волна“ так ничего и не дала мне. Я вырос на ней, но теперь она пожелтела и начала курчавиться по краям, точь-в-точь как обложки старых „Новых миров“ [09] ». Никто уже не боролся за лидерство в НФ. Новые авторы, бия кулаками в грудь, пробивали себя поодиночке, но ни одной хоть сколь-нибудь сплоченной группы, готовящей тайный заговор с целью свержения и разрушения святынь, и в помине не было. Лучшие писатели молчали: «староволнисты» и «нововолнисты» забили друг друга дубинками до состояния глубокого критического обморока. Писатели из «Группы Праздника Труда» либо почивали на лаврах (иные из ее лучших членов вообще написали очень мало в это время), либо потихоньку работали над большими серьезными книгами, которые, как они надеялись, или выведут их из гетто в «большую литературу», или хотя бы привлекут к ним внимание критиков. («Бред» [Fevre Dream] Джорджа Р. Р. Мартина и «Нет врага кроме времени» [No Enemy But Time] Майкла Бишопа – вот основные работы этого периода.) В общем, часовые отсутствовали на своих постах, а сторожевая сигнализация была отключена. В рубке управления звездолетом не было ни души. Мягким светом горели экраны, и пульты тихо гудели сами по себе, ожидая чьей-то твердой руки.

09

«New Worlds» – английский НФ журнал 60-х годов, программный орган фантастов «новой волны».

На дворе был 1980 год. Детишки пинком отворили дверь и замерли, немного напуганные, зажмурясь от внезапно вспыхнувшего яркого света.

Короче, не успели постмодернисты начать свою карьеру, как тут же попали в круговорот событий. Вскоре начали образовываться союзы. Первыми в поход выступили киберпанки, проявив при этом организованность, невиданную со времен «Футурианцев» [10] ; что же касается гуманистов, то они поначалу лишь поглядывали на соперников с иронией, не желая участвовать в «этих детских играх». Однако вскоре некто, скрывший свое имя под псевдонимом «Винсент Омниаверитас», начал выпускать на ксероксе одностраничный фэнзин «Дешевая правда» [Cheap Truth], ставший де-факто пропагандистским органом движения киберпанков. Вызывающе лишенное «копирайта» и свободно рассылаемое по почте всем, кто, по мнению Винсента, стал бы его читать, это издание неожиданно оказалось весьма влиятельным. (Сентенция, открывавшая первый номер: «Покуда американская НФ, как динозавр, впала в зимнюю спячку, по книжным стендам лазает юркой ящерицей ее сестрица – Фэнтези», – не только бросала вызов существующему положению вещей, но и показывала, что Винс за словом в карман не лезет. Когда он вздымает руки горе в классической позе проповедника, предающего анафеме недостойных, с неба сыплются жабы.) Тем не менее в то время и протокиберпанки, и будущие гуманисты по-прежнему встречались на семинарах, обсуждали рукописи друг друга, а в перерывах между встречами яростно барабанили по клавишам пишущих машинок, забыв о бурях за окном.

10

«Futurians» – объединение американских фантастов и фэнов, образовавшееся в 40-х годах. Членами этого объединения были Дональд Уоллхейм, Джеймс Блиш, Деймон Найт, Айзек Азимов, Фредерик Пол и многие другие известные писатели.

И

все же, если вы стремитесь к реформации и переустройству всей фантастики в целом, то просто удовлетворить свое чувство творца для этого мало. Чтобы добиться какого-либо влияния, нужна популярность. Следовательно, речь идет о способе «заработать очки». Как это сделать? С одной стороны, получить место в антологиях «Лучшие вещи года» явно недостаточно – не такой уж большой вес имеют эти сборники. Но и завоевать «Хьюго» вряд ли реально, так как присуждение этой премии во многом зависит от прежней популярности автора. Вот почему многие из войн между киберпанками и гуманистами разыгрались в последующие годы во время банкетов по случаю вручения «Небьюлы».

Ну а пока наши молодые таланты творят свои рассказы, с помощью которых они надеются преобразовывать будущее, давайте поближе познакомимся с двумя из них, гуманистами.

Конни Уиллис, в каком-то смысле самый большой иконоборец из этой компании. Она не только не придерживается обычаев, принятых на конвенциях, где собирается вся НФ богема, но даже позволяет себе иметь вызывающе нормальный внешний вид (кстати, по этому поводу – вскоре после того, как она получила сразу две «Небьюлы», – даже разгорелся нешуточный спор, настоящая буря в стакане чая: имеет ли право лауреат «Небьюлы» носить воротнички а-ля Питер Пэн?). В интервью журналу «Mile High Futures» она призналась, что посещает церковь и что некоторые из своих лучших идей она почерпнула во время занятий в воскресной школе для взрослых. Для жанра, представители которого до сих пор защищают Галилея от Папы Урбана VIII и, почти не маскируясь, продолжают нападать на испанскую инквизицию, это едва ли не самая страшная ересь. Но более того, она даже начала писать для женских журналов, причем не только этого не стыдится, но даже заявляет, что это дает ей еще кое-какие полезные навыки.

Проза Уиллис замечательна тем, что характеры своих героев она предпочитает раскрывать через сюжет и почти не пользуется для этой цели описаниями. Благодаря этой интересной технике ее рассказы всегда легко узнаваемы, и это при том, что среди них нет и двух похожих. Уиллис намеренно пробует свои силы в самых разных манерах письма: традиционный реализм «Пожарной команды» [Fire Watch] соседствует у нее со сказочными мотивами «Отца невесты» [The Father of the Bride], а те – с лихо закрученными комедийными ситуациями «Посиневшей Луны» [Blued Moon]. И, по всей видимости, она еще не скоро остановится на каком-то одном типе повествования.

Джон Кессел – высокий, спокойный человек с большими темными усами и своеобразной улыбкой, которая одновременно может быть и застенчивой, и самоуверенной. В Канзасском университете он получил степень доктора физики, тем не менее работает сейчас в университете Северной Каролины ассистентом профессора на кафедре английского языка. По его словам, благодаря этому он волен писать то, что ему нравится, не оглядываясь при этом на общепринятые вкусы, ибо свои литературные упражнения он не рассматривает как средство зарабатывать на жизнь. Хотя он специалист и в области физики, и в области английского языка, пишет он исключительно фэнтези. Правда, это такая фэнтези, которая интересна не столько своей фантастической стороной, сколько описанием реакции людей на необычайное. В «Лекторе» [The Lecturer], например, он описывает такую ситуацию: некий преподаватель, читающий бесконечную и совершенно скучную лекцию, вдруг замечает в аудитории ожившую статую, стоявшую прежде в студенческом городке. Однако никто – в том числе и сам лектор – не хочет принять сам этот факт, потому что такого просто не может быть! В результате факт так и остается необъясненным.

Хотя произведения Кессела весьма известны, написал он не столь много, причем значительную часть – в соавторстве с Джеймсом Патриком Келли. В основном это те их вещи, которые были задуманы как части единого целого и позднее составили роман «Берег свободы» [Freedom Beach].

Уже само существование Уиллис и Кессела было достаточно чувствительным для киберпанков. Сам факт, что эти авторы, пишущие очень сильные рассказы, состязаются с киберпанками за одно и то же ограниченное число наград, за ограниченное число мест в «Omni» (этот журнал дает такую высокую ставку за слово, что любой писатель, если у него купят много рассказов, на эти деньги вполне бы смог прожить) [11] , наконец, за столь же ограниченное внимание публики, таил для киберпанков большую угрозу.

11

Первыми на страницы «Omni» прорвались как раз киберпанки, которые вообще нашли здесь очень теплый прием. А литературный редактор журнала Эллен Дэтлоу, благодаря тому, что поддерживала эту группу и что именно ей принадлежит честь открытия Уильяма Гибсона, была позднее даже провозглашена «королевой панковской НФ». – Прим. автора.

Гуманисты, по-видимому, были не столь хорошо организованы, однако первое кровопускание произвели именно они. В 1982 году они завоевали свои первые «Небьюлы»: Джон Кессел получил премию по категории «повесть» за «Другого сироту», а Конни Уиллис сразу две по категориям «короткая повесть» и «рассказ» – за «Пожарную команду» и «Письмо от Клири» [A Letter from the Clearys]. Несколько позже «Пожарная команда» получила также и «Хьюго». Короче, гуманисты сорвали весь банк. (Премия по категории «роман» ушла к Майклу Бишопу, но поскольку ни один из лагерей и не претендовал на эту категорию, то значения это не имело.) Однако даже не обрушившийся на соперников дождь наград возмутил киберпанков. Самое обидное для них заключалось в том, что «Пожарная команда» обошла при голосовании такие вещи, как «Сожжение Хром» [Burning Chrome] Гибсона и «Рой» [Swarm] Стерлинга. И особенно невыносимым этот случай сделало то обстоятельство, что названные две вещи были не просто хорошими рассказами, но программными произведениями киберпанков, и они не были уверены, что в ближайшее время смогут написать что-то лучше. Они вступили в борьбу с самым лучшим, что у них было, и они потерпели поражение.