Посторонитесь! Лисица идет в Хокаге
Шрифт:
Я долго примерял себе новую одежду, думаю, для этого у меня хороший вкус, когда мы завалились в магазин, нас приняли за бродяг, настолько убого мы выглядели. Отношение изменилось после демонстрации кошелька. Я позвенел монетами, и тут же нам навязался торговец, сыпавший советами и предложениями. Он не мог последовать в примерочную за девушкой, чем Нару воспользовалась. Поэтому его бессмысленный треп слушал я.
После долгих поисков нашел приличную обновку, да и выглядеть стал привлекательно. В подтверждение этому приметил заинтересованные взгляды. Ко мне подходили, пытались знакомиться,
Долго ждал Нару, она отказывалась выходить. Перед ее примерочной хлопотливо суетился торгаш, и еще пара зевак. Я подошел к ним. Позвал ее, но не услышал ответа. Неужели ей так сложно выйти в свет, она призналась мне, что совсем не заботилась о таких вещах, как одежда, прическа. Внешний вид совершенно ее не волновал. Но только до недавней поры. Она пришла ко мне за советом, а я редко получал удовольствие отказать ей в чем-то, потому как она почти не нуждалась во мне, но когда выпадал шанс, я приземлял ее, демонстрируя непокорность.
Когда я сказал ей, что Нару должна выбрать одежду сама, она погрустнела. Попыталась возразить. Ей явно такое было в новинку, и она боялась сделать что-то не так.
Но когда Нару вышла, я обомлел, как и все присутствующие. Небесно-белое платье, резко контрастирующие с ним алые волосы и прекрасный смущенный лик. Перед нами предстал ангел в плоти - ровные черты лица, фигуры и ног. Она покраснела, но выглядело это так мило...
Я смотрел и смотрел. Мне и раньше было известно, что она прекрасна, но эта красота была как неотесанный алмаз, а сейчас его будто бы отшлифовали и привели в лучший вид. Я резко рванул к ней и закрылся с ней в примерочной.
– Тебе не идет! В старом прикиде было лучше!
– Я говорил резко, пытаясь скрыть очевидный обман.
– Правда?.. Ты так считаешь?
– неуверенно спросила Нару.
– Конечно, на людях тебе не стоит так одеваться.
– Я думала, мне идет.
– Нет. Определенно нет. Я сейчас выйду, ты переоденешься, и мы пойдем к Орочимару.
– Хорошо, - растерянно согласилась девушка.
Я вышел наружу, на меня посыпались злобные взгляды, ответил взаимностью и начал разгонять зарождающуюся армию фанатов. Нару вышла в старом плаще незаметным призраком. Я с облегчением сглотнул. Да, я эгоист. Никогда не делюсь ни с кем. Мне посчастливилось найти свой алмаз, цветок пустыни... и никто не посмеет любоваться им без моей на то воли. Мы ушли неприметными тенями, я задержался лишь для того, что кое-что докупить.
========== Раскрытие карт ==========
Мы вернулись в логово Орочимару. Санин ждал нас, чтобы вручить дар за первую успешную миссию. Это были клинки Кусанаги. Мне достался меч с элементом молнии, оружие оказалось необычным, а, главное, полезным. Нару получила аж два клинка, подтверждая мои догадки о том, что она любимица змея. Санин дал ей клинки с элементами ветра и огня.
После пафосной церемонии Орочимару громко заявил, что с таким оружием мы с Нару уничтожим Акацки.
Такие обстоятельства породили новые тренировки, где я с своей напарницей осваивали кендзюцу. То, что сделал для нас санин, было уместным, я признавал его острый ум и расчетливость. Мои глаза вместе клинком были опасной смесью, многократно увеличивая силы атак. Что касается Нару, сколько раз я не бился с ней, не важно, на мечах или без, она всегда побеждала.
Я всегда задавался вопросом, как она предугадывала мои движения, атаки. В наших дуэлях меня не отпускало чувство, будто носитель шарингана не я, а моя напарница. Даже с активированной проклятой печатью, мы, будучи практически равными по скорости, были невероятно далеки друг от друга. Она предугадывала каждую мою атаку, каждое движение, читала меня как открытую книгу и знала наперед все мои действия.
Каждый прожитый день, когда я становился сильнее, меня начинало пронимать, насколько могущественна моя напарница. И чем больше я проводил времени вместе с ней, тем больше росла уверенность в этом.
Я отлично освоил шаринган, и мне уже было под силу использовать гендзюцу, но на Нару это не работало. Помню мое торжество, когда заметил ее помутневшие глаза, верный признак того, что она была поражена иллюзией. Тогда моя наивная гордость вмиг была растоптана ее словами - 'гендзюцу это ложь, никто не может меня обмануть'. После этого она продолжила бой как ни в чем не бывало.
Но я не испытывал к Нару той ненависти, что была раньше. Скорее, мои чувства переменились на стремление стать равным ей. Подобное желание грело меня и заставляло упорно трудиться. Время шло быстрым незаметным потоком, мы выполняли грязные задания санина. И всю темную сторону нашей работы брала на себя Нару. Она не позволяла мне обагрять руки. Останавливала, если я пытался кого-нибудь убить, и, что самое странное, напарница всегда вовремя угадывала моменты моей ярости. Моменты, когда я готов был лишить жизни.
Нару приходила в последний момент, успокаивала меня и делала то, что должен был делать я. Орочимару не знал о таких вещах. Напарница запрещала мне говорить ему об этом. В такие моменты меня поражали ненависть и презрение к самому себе. Я ненавидел себя за слабость. Думаю, девушка решила оберегать меня подобным образом, но худшим в моем положении было другое.
Я испытывал к Нару нечто большее, чем простая привязанность. Мне было больно смотреть на то, как ее чистая и добрая душа оскверняет себя убийством и насилием. Я ненавидел себя за беспомощность и ненавидел наш мир за несправедливость и неправильный уклад.
Перед моими глазами часто возникла картина, где человек, которого можно было считать по настоящему хорошим, делал вещи, противоестественные его натуре, вещи, которые он презирал. Нару ненавидела то, что делала, не знаю почему, но она мирилась со своей ролью. Хотя с ее силой можно было бросить противный мир, в котором она погрязла, и жить своей жизнью. Но что-то удерживало ее, и я догадывался, что за причина не давала ей уйти.
Это был я. Я и только я. Будто бы кандалы преступника удерживал Нару от побега. Или даже хуже, помню, как мы с ней выполняли одно задание и натолкнулись на охотников. Те потешались над материнским инстинктом оленя, который не мог бросить свое мертвое дитя. Животное давно отринуло страх и пыталось поднять на ноги убитого олененка.