Посторонние
Шрифт:
Едва Дмитрий с Анной вошли в зал, как тут же на всех площадях города бегущей строкой объявили о прибытии еще одной звездной пары. Над толпами людей в воздухе образовались две огромные голографические фигуры с обворожительными улыбками, и под восторженные вопли виртуальная чета Самолетовых поприветствовала праздничную толпу.
Дмитрий с Анной немного задержались в дверях, затем не спеша осмотрелись, и Самолетов поднял в приветствии руку. Несмотря на то, что Дмитрий не был новичком на подобных празднествах, роскошный интерьер богатого ресторана, фрачная элегантность мужчин и красота женщин захлестнули его, и Дмитрий вдруг с ужасом подумал, что уже никогда
Примерно такое же чувство испытала и Анна, но лишь на мгновение. Уже через несколько секунд ее закружило в водовороте праздничных событий, и она обо всем забыла.
Заметив вошедших, навстречу Дмитрию и Анне двинулись сразу несколько человек, и Анна лишь успела сказать мужу:
– Учти, я за тобой слежу.
– За собой последи, - с лучезарной улыбкой, предназначенной поспешавшим к ним друзьям, тихо ответил Дмитрий. И тут же кто-то из организаторов подал знак оркестру, и те на несколько секунд перестали играть. Затем в честь четы Самолетовых громко и весело грянула «Заздравная», и известный баритон с оплывшим апоплексическим лицом запел:
– Бокалы наливаются, в них отблеск янтаря, и лица разгораются, как вешняя заря. Нам в дружбе нет различия, живя семьей одной…
Откуда-то сбоку к Дмитрию с Анной заскользил официант с подносом, и бокалы с шампанским оказались у них в руках, как раз когда баритон запел:
– К нам приехал наш любимый, Дмитрий Александрович да-ра-гой!
Самолетовых обступили со всех сторон, и десятка два актеров и режиссеров хором затянули:
– Митя, Митя, Митя…
Этот дружелюбный и такой русский застольный ритуал так тронул Дмитрия, что в горле у него образовался комок и повлажнели глаза. Чтобы справиться с собой, он одним махом опорожнил бокал шампанского, лихо шваркнул его об пол и, раскрыв объятия, пошел обниматься и целоваться со всеми, кто вышел ему навстречу. Он уже не замечал ни Анны, которая занималась тем же самым, по очереди прикладываясь своей персиковой щечкой к таким же розовым от возбуждения щекам знакомых дам, ни сияющего, как яйцо Фаберже, роскошного банкетного зала. В ушах у него все еще звучало: «К нам приехал наш любимый…», а сумбурное кратковременное ликование в душе сменилось тихой радостью и благодарностью ко всем этим замечательным, симпатичным людям - его друзьям.
Изъявление признательности затянулось надолго. Самолетов переходил из рук в руки, от одной компании к другой, приветствовал старых и знакомился с новыми коллегами, с каждым непременно выпивал фужер шампанского, рюмку коньяку или водки и болтал, болтал, болтал. Он рассказывал анекдоты, удачно острил, направо и налево.
сыпал замысловатыми комплиментами… В общем, блистал. Но фонтанировал Дмитрий лишь до тех пор, пока не ощутил, что больше не в состоянии ни пить, ни говорить. Более того, Дмитрий давно заметил, но все никак не мог сконцентрироваться на этой мысли, что его давно никто не слушает. При встрече Самолетова фамильярно хлопали по спине, вежливо улыбались и, сказав какую-нибудь дежурную фразу, отходили. Некоторые удалялись заранее, лишь угадав его намерение подойти. Другие быстро отводили взгляд или отворачивались. И Дмитрий наконец понял, что опять здорово набрался.
После этого неприятного открытия Самолетов вдруг почувствовал, что смертельно устал. Сияние зала померкло, люди сделались ему неинтересны, как, впрочем, и все, что здесь происходило. Ему захотелось вернуться в гостиницу и забраться в постель.
Дмитрий поискал глазами жену, но не нашел. Перед глазами все двоилось, троилось и четверилось, словно мир распадался на простые составляющие. То, что он видел - совершенно посторонние кучкующиеся люди, - вызывало в нем непреодолимую скуку и желание закрыть глаза.
Самолетов качнулся было к выходу, но именно в этот момент к нему подошел Березняков, который сильно опоздал на празднество. Директор, он же генеральный продюсер крупнейшей в стране кинокомпании, поздоровался, похлопал Дмитрия по спине и насмешливо произнес:
– Я никогда не видел памятника Вене Ерофееву, но, по-моему, он выглядит именно так. Что ж ты так нажрался?
– Вожжи выронил, - мрачно ответил Самолетов.
– Не пей больше, - осматриваясь по сторонам, сказал Березняков.
– Завтра вручение. У тебя очень большие шансы.
– Больше не буду, - покорно проговорил Дмитрий.
– Поеду в гостиницу. Ты Анюту не видел?
– Я только вошел, - ответил Березняков.
– Кстати, я договорился, Анюте дадут одну из главных ролей в «Дневнике вора» по Жану Жанэ. У Козлова уже готов сценарий. Так что ей повезло, Козлов снимает только стильное кино. А с тобой мы еще завтра поговорим. Есть очень интересное предложение.
– Спасибо, - равнодушно поблагодарил Самолетов.
– Из спасиба платья не сошьешь, - рассмеялся Березняков.
– Из моего можно, и не одно. Извини, я в сортир хочу. Где он здесь?
– Выйдешь из зала, направо, - ответил Березняков и добавил: - Не пей больше. Анюту я сейчас найду и пришлю сюда.
– Присылай, - сказал Дмитрий и, не удержавшись, рыгнул.
– Фу!
– махнул рукой Березняков и поморщился.
– Ну, ты и скотина. Прямо мне в лицо. Не пей больше.
Березняков медленно удалился, а Самолетов выбрался из зала и некоторое время пытался сориентироваться, в какой стороне находится туалет. Затем свернул направо, подошел к двери и взялся за ручку. Только после этого он поднял глаза и посмотрел на надпись. На двери висела табличка: «Посторонним вход воспрещен».
Надпись почему-то возмутила его.
– Это кто здесь посторонний?
– набычившись, пробормотал Дмитрий, но ломиться в дверь не стал. Здравый смысл, остатки которого едва теплились в нем, подсказывал, что этого делать не стоит. Он лишь пнул дверь ногой и пошел дальше.
На обратном пути Самолетов снова набрел на злосчастную дверь с табличкой, отшатнулся от нее и выругался.
Когда Дмитрий вернулся в зал, Анна уже ждала его у дверей. Она выглядела утомленной, но вполне счастливой и еще поэтому не стала читать ему мораль. К тому же Самолетов был настолько пьян, что упрекать его было совершенно бесполезно.
– Машину поведу я, - сказала Анна.
– Не возражаю, - с трудом выговорил Дмитрий. На прощанье, не глядя, он помахал рукой в пространство, и они отправились к выходу.
Всю дорогу до гостиницы Самолетов спал, уронив отяжелевшую голову на грудь. Сон его был темным и душным, как и сама субтропическая ночь. Иногда Дмитрий тихонько стонал во сне, и тогда Анна поворачивала к нему свою красиво слепленную головку и смотрела на него странным отрешенным взглядом, в котором не было ни осуждения, ни досады, ни хоть какого-нибудь признака чувств. Она смотрела на него, как на предмет, чем он, собственно, сейчас и являлся.