Посторонним В.
Шрифт:
Это в себя включает: а) просыпаться, блин, вместе и б) предметно разговаривать друг с другом через туалетную дверь.
Непонятно, почему это так прикалывает взрослых мужчин, я вот, доктор, такая прекрасная, такая прекрасная – небольшие и сугубо локальные промежутки времени, с 9 до 12 или с 19 до 21, а вот пробудившись, я не люблю ни себя, ни мужчин, ни мужчин в себе, ни себя в мужчинах, как-то так, уффф.
А внятно разговаривать я вообще способна после кружки кофе, лучше – двух.
Олаф еще куда ни шло – я практически стала ему родной матерью, или наоборот.
Утешаю его бывшую любовницу по телефону. Зовут Работница-Крестьянка. Простая Рабочая Девушка, на старости лет Олафа потянуло к пролетариату. Вера, оставь свой снобизм, ты смешна. Пытаюсь. Получается не очень.
Такие высокие у нас в семье отношения, на высочайшей ступени социума, блин. Что бы ни означало это выражение.
Не понимаю вообще, почему со мной хотят дружить а) прошедшая Работница-Крестьянка и б) действующая жена Ше – Алусик.
Подозреваю, что просто они видят во мне Дуньку-С-Мыльного-Завода, а не роковую, допустим, женщину, la femme fatale, опасную соперницу, инфернальную сумрачную красавицу / К такой бы наверняка не сунулась Работница-Крестьянка со своими пожеланиями и предложениями о том, как лучше лечить Олафа от бронхита, стоматита, аллергии и отита.
Алусик, кстати? – врач-гигиенист, боюсь даже представить, чем она занимается на этой своей работе.
В начальной школе была такая почетная должность среди членов звездочки, о господи, называлась: «санитарка». В обязанности входило проверять чистоту ногтей и рук перед началом уроков, а также были «цветовод» и «командир», более не помню, а ведь еще два места осталось? Ладно, Вера, черт с этой звездочкой, неважно это, неважно.
Ше впервые притащил Алусика к нам в дом играть в покер, осенью, мы по субботам играем в покер с семейством Це, причем Алусик ни минуты не скрывала, что играть не умеет, карты презирает, учиться не считает нужным, и вообще.
Это был тот самый раз, когда я решила поразить всех своим кулинарным искусством и наделала чертову уйму горячих бутербродов по специальной книге, названия поражали: крок-мадам и крок-месье и «яйца сверху», честно говоря, не помню, про что эта вся еда. Поручусь только за яйца – точно, в виде таких мелких яичниц-глазуний.
02.00
Не совсем поняла, что Вы имели в виду, доктор, спросив меня, как я решаю, что записывать в свой «терапевтический дневничок девушки», а что – нет.
Хотя, наверное, все-таки поняла, а сейчас специально вру, чтобы было легче – ну, как обычно. Если бы я ВООБЩЕ не регулировала свои мысли, они бы только и были заняты В. и всем около «В-шным». Пусть мы и не виделись полтора года. А мне – пофиг. Оказывается.
Я все-таки мать детей, ответственный работник (КомИнтерна). И все такое.
Вовремя ты вспомнила, дорогая.
02.15
Сходила, укрыла ребенка Павлика. Погладила его ножку. Очень удобно, что в данный момент времени у нас у троих (я, ребенок Павел и ребенок Лиза) одинаковый (тридцать пятый) размер ноги. Хотя, с другой стороны, ничего хорошего в том, что у меня постоянно крадут носки, нет. Дети очень любят именно мои носки, хотят их всегда носить, удивительно.
Сегодня заставляю своего сына причесаться перед уходом в школу. Вечная проблема. Ненавидит умываться, причесываться. Капризничает. Настаиваю. Вздыхает, неохотно и кое-как орудуя расческой:
– Эх, трудно с вами, с женщинами.
– И много у тебя женщин, дорогой сын?
– Ну, ты же женщина. Раз. И Лизка. Два.
– Хорошо, а еще? Две – это немного.
– Мам, ну мне же всего десять лет. А как представлю себе всю жизнь…
02.30
Раньше примерно в это «темное время суток», или чуть раньше, мы перезванивались с В.
Было удобно – все спали, а мы шептались, сдавленно и тайно смеялись или молчали подолгу, я здесь, а он там – через километры грязного городского воздуха, пустынных улиц, кирпичных стен, бетонных стен, линий электропередач и оптико-волоконных кабелей – и никогда не было скучно молчать.
Говорили же абсолютную ерунду, со стороны определенно показалось бы, что беседуют о своем два имбецила, но смысл общения был не в смысловой нагрузке, а в повторяющемся по кругу диалоге, из двух фраз:
– Это ты? – Да, это я.
– Это ты? – Да, это я.
После нашего спорного со всех точек зрения знакомства в больнице он прислал смс, на следующий день. В восемь утра, я ехала на работу, пыталась угреться в маршрутке, слушала музыку в телефоне, через наушники. Знала, что он сейчас объявится. Просто уже покатилось колесо, а остановиться оно не может, такое отношенческое колесо.
В двух шуточных смс-ках В. сообщил, что занимается в данный момент изготовлением мемориальной доски на инвалидский туалет, но я поняла, что чувствует он себя неловко, и быстро ответила, что надо не мемориальную доску, а надгробную плиту для моей супружеской верности.
Потому что так оно и было.
Это с В. я пропала, упала, улетела в черную дыру белого кролика, стукнулась молнией, поразилась электричеством, маленькие злые токи в каждой клетке перенастроились, создавая мне новое тело, новые мысли, новую жизнь, новую землю и новое небо.
Ничего более, ничего более, а просто вдохнуть – В., и выдохнуть – В. И не дышать – В.
3.00
Все это время сидела как дурочка, мечтательно уставившись в темное окно. Вера. Полтора года прошло.
«А хули толку», – ответила Вера.
Надо подумать, например, о том, что завтра – суббота, холодильник абсолютно пуст, а все захотят, по крайней мере, завтракать.
А многие еще и обедать. Я уж молчу про ужин. Ребенок Лиза предпочитает поздние трапезы.