Посторонним вход разрешен
Шрифт:
Сидим с соседом, дядей Витей, тем еще ловеласом, выпиваем. И тут он мне тихонько, по-свойски признается, что стал импотентом. Ожидаю жалоб, а тут неожиданное: тихо, спокойно, не накладно, жена довольна и мне хорошо.
Лето 1994 года. СССР развален, в стране бардак, убийства, разборки, пирамиды, бандюги, проститутки, малиновые пиджаки. Моя зарплата старшего научного сотрудника – 10 долларов. Короче, хорошего мало. Еду на своей старенькой «копейке» на дачу, настроение, мягко говоря, «не очень» Вижу придорожный рекламный плакат какой-то фирмы, что-то типа: «Россия и
а может действительно, когда-нибудь будем вместе, да еще и с белорусами и все будет у нас хорошо. И стало как-то теплей.
Дописываю спустя много лет: а теперь еще и враги на долгие, долгие годы!
Едем с дачи: отец и я с другом, я за рулем. Накануне меня отвергла девушка, предпочла другого, а я так старался, так рассчитывал. Обидно, настроение – ноль. Возмущен, оскорблен, не могу молчать: «Ну как же так, меня, понимаете, меня и на кого?! Ну, где логика, ну что за бред»?
Ну и в том же духе. Друг поддакивает (у него-то все в порядке), а отец тихонько начинает напевать очень популярную в его молодости песенку с таким текстом:
– В жизни всему уделяется место,
– Рядом с добром уживается зло,
– Если к другому уходит невеста,
– То неизвестно кому повезло.
И милым, абсолютно абсурдным припевом «рулэ-ты-рулэ-ты-рулэ-ты-рулэ, рулэ-ты-рулэ-ты-рула-ла-ла».
Друг начинает подхватывать, песня становится громче, при въезде в Москву вступаю и я. Короче, когда подъехали к дому, орали эту РУЛУ во все горло, хандры как не бывало, жизнь снова была прекрасна.
Потом меня эта РУЛА частенько выручала.
Моя еврейская бабушка Белла Абрамовна после урока физики с темой о единицах мощности в децибелах на какое-то время стала Децибелой Абрамовной.
А некая дама в пионерлагере Люция Львовна с нашей с Игорем подачи стала, соответственно, Полюцией Львовной.
Моя 85-летняя бабушка свою 70-летнюю подругу называла деточка. Наверное, имела право.
Еду на машине, работает радио, подъезжаю к Воронцовскому парку. По радио начинается песня, пока еще не определил какая, вступают басы, очень низко, красиво, подхватывают тенора, ага, понятно:
«Вечерний зв-о-о-о-н, вечерний зв-о-о-о-н…». И тут неожиданно начинают звонить настоящие колокола (проезжаю мимо утопающей в зелени небольшой церквушки, вот она). Представьте, все слилось воедино: теплый летний вечер, прекрасная песня, великолепное исполнение и настоящий колокольный звон.
Иду, смотрю, на заборе стрелка вниз и написано: «кабель», ну в смысле кабель там зарыт. Точно под стрелкой, ну то есть абсолютно точно (ни 5 см влево или вправо) сидит собака, гордо так сидит. Присмотрелся – кобель, нашел свое место над кабелем!
Раньше частенько ездили всей семьей на машине по стране. Едем как-то на второстепенной дороге где-то под Псковом на «Жигулях». Отец за рулем, сзади прицепилась «Волга», больше машин нет. Мы отцу – поддай, оторвись, скорость 100, 110, 120 километров в час, «Волга» не отстает. Дистанция сократилась метров до 50-ти. Брат говорит: «А по-моему там мой приятель по стройотряду, я ему три рубля должен, вот и не отстает». Мы все посмеялись, кто-то даже три рубля в окошко высунул в шутку (зелененькие такие). Еще минут через 20-ть брат, приглядевшись, говорит: «Точно он».
Кончилось тем, что и мы и они остановились, оказался тот самый. Постояли 5 минут посмеялись и разъехались. А три рубля отдали, хотя он и отказывался брать, а иначе неинтересно было бы.
Прохожу мимо пивного ларька (пиво на разлив). Стоит мужик, никакой, изогнулся так, что словами не передать. По всем законам физики и гравитации он не должен стоять, а он стоит, да еще пиво держит и не проливает.
Мне было лет 6–7, когда я присутствовал при разговоре моих дедов о двух войнах: 1-й мировой (дед был в пулеметной команде) и гражданской (дед служил в обозе красной конной армии). С момента того разговора прошло более 50-ти лет и сейчас это кажется фантастикой, что я лично присутствовал при воспоминаниях участников тех далеких исторических событий, произошедших уже более 100 лет тому назад и фатально изменивших судьбу России.
Подъезжаем к дому, перед парковкой высаживаю жену. Обходя машину, она остановилась на огороженном участке помойки. В свете фар возникает фигура жены – белая норковая шуба, ботфорты, модельная прическа. Такую женщину – и на помойку.
Выношу мусор, зима, одет соответствующе: старая куртка, нелепая шапка. Вижу, на помойке стоит пианино, наверное, кому-то стало ненужно, избавились. Ну, думаю, наверное, без клавиш, ненастроенное, но пройти мимо не могу. Открываю крышку, пробую клавиатуру – опаньки, а аппарат отлично настроен. Короче, картина: зима, снежок, небритый мужик в том еще прикиде довольно прилично (я окончил музыкальную школу и у меня в загашнике 5–6 показательных музыкальных произведений) играет романс «Калитка». Забавно было наблюдать выражения лиц прохожих.
Звоню в организацию:
– Здравствуйте, это Дом ученых? (Мне действительно нужен Дом ученых).
– Это дом дураков! (крайне раздраженный мужской голос), – бросают трубку.
Не поленился, снова набрал тот же номер: Это дом дураков?
Джинсы – мечта молодежи 80-х: «Вранглер», «Ли», «Левис», цена – месячная зарплата. В 90-е джинсы приобрести уже легче, выясняется, что правильно произносить не «Левис», а «Левайс». Вхожу в фирменный магазин, про себя произношу: левайс, левайс (чтобы за лоха не приняли). Продавец спрашивает, отвечаю с умным видом: «Мне ЛАЙВИС».
Естественно, на меня как на лоха и посмотрели, так и ушел, ничего не купив.
Рассказывает приятель. Дочку собирают в детский сад, она капризничает, он спросонья заявляет: «Давай быстрее, одна нога здесь, другая там».
У девочки истерика: папа хочет оторвать мне ноги.
Вначале пропали снегири, помню, частенько прилетали красногрудые на ветки перед окном. Потом все реже и реже и вот уже лет тридцать их не вижу. Потом не стало синичек. В городе не осталось цветных птиц, только черно-серые: голуби, воробьи, вороны.