Посторонним вход разрешен

Сабанов Олег

Обычно во время чаепития я лез в свой ноутбук или включал негромкую музыку, поскольку возникающие мысли назойливо убеждали меня в том, что гораздо полезнее узнать какую-нибудь новую информацию или на худой конец послушать красивую композицию, чем просто так восседать с чашкой в руке. Теперь же я оставался глух к подобным советам, а потому они быстро стихли в голове, после чего мне довелось познать ни с чем не сравнимый вкус рожденного из тишины умиротворения. До самого вечера я испытывал невыразимый душевный покой, когда мысли были бессильны указать на какой-либо изъян в каждом проживаемом мгновенье, а значит у меня не возникало обычного свербящего желания каким-то образом его изменить. При всем том я явственно осознавал, что преградой к этому естественному для всякого человека состоянию является беспокойный ум, но мало кому суждено обуздать его.

Уже совсем поздно, перед самым засыпанием, мне вновь вспомнился разговор со студентом по дороге к городу, только на этот раз Семен представлялся не чудаковатым, а, скорее, загадочным парнем. Однако задаваться вопросами насчет своего таинственного

попутчика и попусту себя ими мучить я не стал, так как понял, что и правда имею дело с чем-то необычайным, вряд ли поддающимся рациональному объяснению.

Следующим утром мне надо было ехать на станцию техобслуживания автомобилей для замены моторного масла. Проснувшись по звонку будильника, я несколько минут лежал с закрытыми глазами, а в это время ум по своему обыкновению успел срежиссировать и продемонстрировать мне возможные эпизоды из пока еще не произошедших событий наступающего дня. Волевым усилием я вернулся в настоящий момент, но долго в нем задержаться не сумел и вскоре с сожалением вынужден был констатировать, что игнорировать назойливые мысли сегодня уже не выходит. Заставив себя вылезти из-под теплого одеяла, умывшись, одевшись и наскоро позавтракав, я вышел из квартиры и минуту спустя оказался возле своей стоявшей во дворе машины.

— Утро доброе! — чересчур резво поприветствовал меня живущий в соседнем подъезде мужичок, который никогда ранее со мной не здоровался. — Глянь внимательнее на свое заднее крыло!

Я автоматически исполнил его призыв и ахнул. Левое заднее крыло обезображивала небольшая, но довольно глубокая царапина от какого-то острого предмета.

— Откуда она!? — невольно вырвалось у меня.

— Надо иногда в домой чат заглядывать! Там с раннего утра только и пишут о хулиганах, поцарапавших ночью несколько машин во дворе гвоздем, — отозвался мужичок поучительным тоном, зло добавив: — Руки-ноги скотам переломать бы, только теперь ищи-свищи их! Собрание жильцов отказалось ставить камеры видеонаблюдения на подъездах, каждую копейку экономит, и вот результат!

Я не стал выведывать у него каких-либо подробностей произошедшего из-за подкатившего к горлу кома досады. Волна негодования быстро росла во мне, а так как выплеснуть его попросту было не на кого, по телу пробегала гневная дрожь. Обойдя вокруг машины и не обнаружив других повреждений блестящего в утренних лучах кузова, я случайно зацепился взглядом за солнечный зайчик на переднем пассажирском сиденье, тут же вспомнил разговор со своим вчерашним попутчиком, и мои губы сами прошептали: «Посторонним вход разрешен». Поначалу ничего не изменилось. В крайнем раздражении я сел в автомобиль, чертыхаясь завел мотор, после чего совершенно неожиданно мне на память стали приходить многочисленные передряги из далекого прошлого. Когда-то мое воображение раздувало их до размеров катастроф куда больших, нежели сегодняшняя неприятность с поцарапанным крылом автомобиля, однако со временем они превратились для меня в сущие пустяки. Прогрев двигатель, я начал выезжать со двора и вдруг заметил, как расстройство с негодованием быстро улетучиваются, уступая место соответствующему солнечному утру доброму расположению духа. Неугомонные мысли по инерции продолжали убеждать меня в собственном невезении, пытаясь раскрасить серыми красками окружающий пейзаж, но раз за разом терпели неудачу и постепенно стихли. Как оказалось, все дело было в волшебной перемене, благодаря которой я теперь оценивал случившееся словно из своего будущего, где оставался исключительно факт незначительного повреждения автомобиля без каких-либо связанных с ним негативных эмоций. На станции техобслуживания мне сразу удалось договориться о мелком кузовном ремонте, благо автострахование покрывало все расходы, да и в целом день сложился удачно, поскольку не был испорчен пустыми сожалениями о том, чего изменить невозможно.

Всю последующую неделю я не произносил чудодейственную фразу из-за опасения впасть от нее унизительную в зависимость, хотя пару раз был взбешен лихачами на дороге по милости которых мог попасть в дтп. Во мне зарождалось пока еще смутное, но все-таки отчетливое желание научиться самому, без помощи магической клюки из трех слов, идти по жизни с завидной легкостью и невозмутимостью. Срыв, если так можно выразиться, произошел по причине моего вовлечения в дискуссии на разнообразных интернет-площадках. Сколько раз я зарекался спорить со скрывающимися под никами и аватарами оппонентами, которые вольны нести сущий вздор без малейшего ущерба для собственной репутации в реальной жизни, однако с пугающей регулярностью нарушал данное себе обещание. На этот раз меня задел пост анонима, убеждавшего посетителей религиозно-философского раздела интеллектуального форума в истинности своих выводов. Их абсурдность для меня была очевидной, но, чтобы ее наглядно показать остальным, следовало перелопатить Веды, Коран и Библию, после чего снабдить найденные цитаты пояснительными комментариями в наиболее удобоваримой для интернет-пользователей форме. По сути, я должен был признать свое бессилие, так как не мог себе позволить тратить драгоценные время и энергию ради разоблачения сетевого проходимца, отчего приходил в настоящее бешенство. Конечно, следовало просто закрыть ноутбук, но дьявольский азарт спорщика, почуявшего уязвимость своего оппонента, не давал мне легким движением руки отправить бурлящий мир интернет-форума в небытие. Так и не дождавшись ни одного годного комментария под постом сетевого знайки, я в раздражении громко обругал простаков, которым так легко запудрить мозги, а потом в целях успокоения вслух произнес волшебную фразу. Как и в предыдущие разы первые пару минут никаких изменений

не произошло, зато потом мне вдруг стали приходить на ум лаконичные по форме и исчерпывающие по содержанию ответы умеющему изящно изъясняться шарлатану. Я словно оказался в хранилище готовых решений для бесчисленного количества затруднительных ситуаций, где на специально подсвеченной полке меня ожидали четко сформулированные комментарии и реплики по поводу вводящих в заблуждение неискушенных интернет-юзеров умозаключений. Однако, как только мои чуть подрагивающие от предвкушения скорой расправы над виртуальным оппонентом пальцы забегали по клавиатуре, я неожиданно осознал уловку беспокойного ума, по милости которого мне вечно хочется отстаивать ту или иную точку зрения в ущерб драгоценному спокойствию. При всяком споре мои мысли многократно усиливались, разбухала собственная важность, отчего возникала потребность вновь и вновь доказывать свою правоту, что в свою очередь невозможно было сделать без помощи мыслей. Таким образом порочный круг бесконечного думания замыкался сам на себя, и я надолго терял полноту каждого момента жизни ради бесцельных блужданий в дебрях размышлений. Словно постороннему наблюдателю мне открылась дьявольская игра вышедшего из-под контроля ума, и я уже больше не мог приравнивать себя к собственным мыслям, как делал это всю сознательную жизнь. Пришедшее за прозрением умиротворение заставило меня отложить ноутбук и с интересом следить, как только что казавшиеся глубокими думы одна за другой теряют свою значимость и лопаются подобно мыльным пузырям. Иногда я даже умудрялся наблюдать за самим наблюдателем своих мыслей, совершенно утрачивая привязку к телу и забывая собственное имя. Наверное потому, что ничего подобного столь невероятному опыту растождествления с беспокойным умом и личностью в целом на моем веку не случалось, я несколько часов к ряду просидел в тишине комнаты без движений, и лишь настойчивый звонок в дверь заставил меня встрепенуться.

Как выяснилось, в гости пожаловала соседка со второго этажа Инга. Она была не замужем, а я уже год как разведен, поэтому мы иногда навещали друг друга ради единения наших одиноких сердец и тел. В свое время женщина окончила музучилище, а сейчас по ее собственным словам вела кружок пения для ребят, но при этом загадочным для меня образом круглыми сутками сидела дома.

— Купила вино по совету подруги, давай продегустируем, — заявила она вместо приветствия и сразу из прихожей проследовала в комнату, где поставила бутылку на стол.

Уже привыкший к подобным ее повадкам, я без лишних слов быстренько подсуетился, и только когда плеснул в бокалы бордовую жидкость, сказал:

— Расслабься, все ведь хорошо. Зачем самой себя вгонять в уныние?

Не поняв смысл услышанного, Инга вперила в меня свои кошачьи глаза, из-за чего я тут же умолк. Как было ей объяснить, что моя незамутненная думанием проницательность безошибочно определила рой озверевших мыслей, терзающих пришедшую ко мне соседку? Потакая им долгое время, она, сама того не желая, создала ад в своем сознании, и теперь безотчетно искала спасение от него в нашем общении. Вот только досужие разговоры, физическая близость или иные способы отвлечения приносили ей лишь кратковременное облегчение, после чего беспокойный ум вновь становился хозяином положения, отравляя опасениями и сожалениями вполне сносное существование. Собственно, я и сам всегда был таким же пленником необузданного мышления, а обретать по праву принадлежащую мне свободу стал только благодаря волшебной фразе. Однако делиться ею с Ингой я не спешил из-за стойкого внутреннего ощущения того, что она пока должна помогать исключительно мне и никому другому.

— Ты кажешься слегка напряженной и совсем не улыбаешься, — как мог, пояснил я свои слова, вызвавшие у нее недоумение.

— А разве есть повод для веселья? — несколько наигранно изумилась моя соседка.

В ответ я захотел рассказать о своем превосходящем всякое веселье блаженном умиротворении, но делать этого не стал, прекрасно отдавая себе отчет в том, что понять меня сможет лишь переживший это состояние человек.

— Само чудо жизни, которая проявляется через нас с тобой, достаточный повод праздновать каждый ее миг, — сказал я с несвойственным для себя пафосом и добавил: — А испортить этот вечный праздник можем только мы сами.

— Ты пьяный что ли? — уже вполне серьезно поинтересовалась Инга и, не дожидаясь ответа, принялась делиться со мной впечатлениями от своего похода в магазин женской одежды с таким увлечением, словно речь шла о кругосветном путешествии.

Благодаря продолжающемуся эффекту волшебной фразы, я видел ее насквозь и мог без труда угадать каждое слово, которое она собирается произнести. Более того — непрерывно мутирующая комбинация мыслей и чувств соседки тоже легко считывалась мной, а когда я чуть концентрировался, то тут же проникал в самые сокровенные и надежно скрытые от посторонних глубины ее сознания. Поскольку у меня отсутствовало желание выслушивать трескотню про модные тряпки, я, едва дождавшись паузы в сбивчивом монологе соседки, заявил:

— Лучше расскажи о своем отдыхе на море.

— Какое море, что ты несешь? — округлила глаза Инга. — У меня даже на пикник выбраться редко получается!

— Ой, ладно, не прибедняйся! — добродушно улыбнулся я в ответ. — Пока валяешься в своей постели, можно побывать где угодно и успеть испытать массу самых разных переживаний. Например, спастись от преследования акулы с огромной пастью, а выбравшись на берег неожиданно для себя оказаться победительницей конкурса «Королева пляжа».

После сказанного мной лицо Инги исказила столь несвойственная ей гримаса озадаченности, прибавившая молодой женщине лишние годы. С минуту она не могла вымолвить ни слова, а когда наконец собралась с мыслями, чужим голосом произнесла: