Поступь Империи

Ланцов Михаил Алексеевич

— Мне без разницы, кто вы, — перебил их Алексей. — И ваши традиции тоже неинтересны.

Они напряглись под явные улыбки магнатов.

Алексей же продолжил:

— Я исповедую принципы империи. А для нее это все — малозначительные вещи. Куда важнее то — полезны вы для империи или нет. Приносите вы ей пользу или вредите. Все остальное — мелочи.

— Но что скажут люди? — невольно встрял один из магнатов.

— Если они, — кивнул король на делегацию иудеев, — будут приносить пользу обществу, то только дураки станут их ругать за их особенности. — пожал плечами Алексей.

И,

взяв под ручку одного из самых старых раввинов, начал ему рассказывать о своих планах по созданию сети ювелирных магазинов с мастерскими. О том, что он уже пытался, но ему остро не хватает компетентных людей, готовых серьезно и профессионально относится к этому делу.

Впрочем, не только об этом.

В сущности, весь их разговор сводился к простой формуле: не раздражайте людей спорными или откровенно дурными делами. Самым прозрачным образом намекая на то, что вопросы ростовщичества и банковского дела он изымет из частного оборота. Отдав в ведение государству. Так же, как и в России. А им всем было бы неплохо заняться нормальным ремеслом. Да, он знал, что большая часть евреев Речи Посполитой жила в селах и питалась с сельского хозяйства. Скудно. Ну так к нему и подошли пообщаться люди, представляющие интересы совсем другой прослойки иудейского общества. Вот им он и доносил правила игры. В какой-то мере не самые приятные. Ведь требовалось меняться. Но, что намного важнее, Алексей показывал: с ним можно договариваться. И, в принципе, у него нет никаких предубеждений перед иудеями. Главное ведь дело. Ибо по делам их узнаешь их. А как именно они поклоняются Всевышнему — это уже детали…

— … так что, — подвел итог король, — вы подумайте и денька через три ко мне подходите. Поговорим более предметно.

— А как же наш вопрос?

— Так это он и есть. Будете противопоставлять себя окружающим — никто вас не защитит. Так ведь? — спросил он у магнатов, и те вполне охотно кивнули, ибо этот заход раввинов им крайне не понравился. — Но если вы найдете способ быть полезными стране и короне, то и страна, и корона будут отстаивать ваши интересы.

— А Россия?

— А что Россия? Там другие люди живут? У нас кого там только нет. Даже буддисты и разного рода первобытные язычники. Спасение души — личное дело каждого. Ибо каждому по делам его. Не так ли?

— И вы терпите язычников?

— А куда деваться? — развел руками Алексей. — Спасение душ дело духовенства. Светским властям надо делать все возможное для того, чтобы тела кушали хорошо, спали мягко и чувствовали себя в безопасности… при условии соблюдения ими законов.

— Но…

— А как иначе? Каждый делает свою работу. Раввины же коровники не чистят. И это правильно. Это не их работа. Посему плох тот светский правитель, который забывает о спасении душ своих подданных. И будь проклят тот, что помнит только об этом, ибо ему вручается Всевышним земная власть и таким доверием пренебрегать страшный грех.

Раввин кивнул, очень странно глядя на Алексея.

Тот же с ним распрощался и пошел дальше. Впереди его ждали торжества. Евреев же магнаты очень быстро оттерли от процессии, оставив в задумчивом состоянии. Они не этого хотели услышать, но в словах короля был свой резон и своя логика. Обычно европейские правители так не рассуждали, да и исламские тоже…

Эпилог

1716,

декабрь, 31. Москва

Главный кафедральный собор России — храм Христа Спасителя — блистал. Отделка, даже спустя такой срок, не закончилась. Но даже то, что получилось — выглядело монументально. Впрочем, тусклое освещение скрадывало большую часть недоделок.

Два ряда подсвечников шли от главного входа через весь храм.

Между ними — широкая красная дорожка. Бархатная.

Петр вошел.

Настолько торжественно, насколько был способен.

Прямо у дверей начинались дипломаты, тянущиеся вдоль дорожки с обоих сторон от нее.

Потом шли главы стран Советского союза.

И наконец — иерархи христианства. Все пять патриархов старой Пентархии. Карл Габсбург даже Папу прислал по такому случаю. А куда деваться?

Царь медленно пошел к ним по ковровой дорожке.

Торжественный.

Эффектный.

Костюм для этой церемонии продумывали года два. Поднимая всякие-разные источники и выверяя его облик.

Петр входил в храм полном военном облачении.

Архаичном донельзя.

Таком, что казалось, он — ожившая статуя, сошедшая с какого-то пьедестала.

Ранняя византийская чешуя прикрывала тело. На голове — характерный шлем с антропоморфной личиной, изображающей лицо самого Петра. Даже усы для пущего эффекта приклеили. Руки с ногами тоже прикрыты сообразно реконструированными доспехами. На поясе — характерный чеканный воинский пояс, очень богато украшенный. Все щедро позолочено и подбито красной тканью, идущей с легким выпуском. В левом руке — каплевидный щит с гербовым орлом на красном поле. В правой — короткое копье с широким наконечником.

Пока царь шел — патриарх Руси громогласно вещал, хорошо поставленным голосом, рассказывая о том, что Петр предстал в облике князя Владимира — крестителя. Таком, какой смогли восстановить ученые. Что, де, тот был богато одарен василевсом и вернулся на Русь в подобном облике, принеся с собой свет христианства.

Наконец, Петр достиг назначенной точки — белой овчины на коврике. Встал на нее. И сразу к нему приблизились трое. Сын принял копье. Жена — щит. А невестка — шлем.

Отошли, повинуясь жесту патриарха.

Сам же царь преклонил колено, широко перекрестившись.

Позволил помазать себе лоб елеем.

И с подушечки шелкового бархата патриарх Антиохии взял специально для такого дела изготовленную императорскую корону. Передал ее следующему иерарху. Тот третьему. И так — до главы христиан Руси, который, торжественно провозгласив создание новой империи, водрузил корону на голову Петра…

Тишина.

Несколько секунд оглушающей тишины.

Бывший царь прислушивался к своим ощущениям. А люди ждали, прекрасно осведомленные о ритуале.

Небольшая заминка. И Петр встал, повинуясь жесту патриарха. Иерархи расступились, пропуская его дальше. К чему-то большому, прикрытому белыми простынями. Мгновение. И они полетели на пол, обнажая грандиозный трон. Сборный, разумеется. Так, чтобы его можно было относительно спокойно переносить по частям. Впрочем, эта деталь укрывалась от глаз и для наблюдателей. Им он казался единой монументальной композицией.