Я есмь орган, но органист не я.Во мне волна Его святого хмеля.И тот разрушит песню бытия,Кто нас смешает или нас разделит.По лавишам бесчисленным скользя,Он трогает мои живые раны.Я есмь орган, но мне самой нельзяДотронуться до клавишей органа.Я есмь орган. Но лишь Создатель мой,вдохнув свой дух, играет на органе.Я – глубь и тайна для себя самой,Я оживаю от Его касаний.Вот Он пришел – предвечный органист.О, это свет, вонзенный в темень ночи!Да будет звук мой первозданно чист,Чтоб передать все то, что Он захочет.В
бескрайнем мире только Ты и я.Во мне – волна божественного хмеля,И тот разрушит песню бытия,Кто нас смешает или нас разделит.
«Бог кричал…»
Бог кричал.В воздухе плылиЗвуки страшней, чем в тяжелом сне. –Бога ударили по тонкой жиле,По руке или даже по глазу –по мне.А кто-то вышел, ветрам открытый,В мир, точно в судный зал,Чтобы сказать Ему: Ты инквизитор!Не слыша, что Бог кричал.Он выл с искаженным от боли ликом,В муке смертельной сник.Где нам расслышать за нашим крикомБогаживогокрик?Нет. Он не миф и не житель эфира, –Явный, как вал, как гром, –Вечно стучащее сердце мира,То, что живет – во всем.Он всемогущ.Он болезнь оборет, –Вызволит из огняДушу мою, или, взыв от боли,Он отсечет меня.ПустьЛишь бы Сам, лишь бы смысл ВселеннойБредя, не сник в жару…Нет! Никогда не умрет Нетленный –Яза Негоумру.
«Не иудеи – иудея…»
Не иудеи – иудея,Не дети женщин – сына девы,Не Иисуса Назорея,А то, что там, меж ребер, слева…Не Бога и не страстотерпца,Разверзшего покров могилы,Распяли собственное сердцеЗа то, что билось и томило.За то, что ныло и болело,И порывалось вон из клети,Куда-то в вечность, за пределы,Очерченные телом этим.За то, что называло княземНе князя мира (ком из глины),За чувство тайной острой связиС Незримым, Жгучим и Единым.За это вечное волненьеПеред немым и непостижным,И своевольное стремленьеНазвать неведомого ближним.За то, что световые пятнаЕму чертили путь и сроки,За этот трепет непонятныйОт прикасанья звезд далеких.Не чудотворца – страстотерпца,Ушедшего в провал столетий,Распяли собственное сердце,И жили, смерти не заметив.
«О нет, душа моя – не я…»
О нет, душа моя – не я,Душа моя – совсем иное,Не то листва, не то струя,Не то пронизанное мноюПространство, легкое, как сон,Где ни пространств и ни времен.Как липа, ветки наклоня,Так, как закат в свои объятья, –она вбирает всю меня,А я не в силах – рук не хватит.Мое блаженное бессилье,Когда в томлении по ней,Бессмертной – по душе своей –Себе отращиваю крылья…Не то листва, не то струя…Не то, не та – опять иная…И знает столько, сколько яЗа сотню жизней не узнаю.Ни знаний у меня, ни прав.Но как хотела б в ней пропасть яИ, все на свете потеряв,Найти единственное счастье:Тот аромат, тот звук, тот свет, –Нет, новое – не то – иное:Любовь, в которой больше нетРазличий между ней и мною.
«Я со своей душою повстречалась…»
Я со своей душою повстречалась,Она была в зеленом, синем, беломИ мягко золотилась, и сияла, и пахла лесом.Ты скажешь, не имеет душаНи запаха, ни цвета?Неправда, все имеет!Но это все, как дым, неуловимо.Оно всплеснет и манит за себяКуда-то вдаль,Во что-то, что огромней ее самойИ запаха и цвета не имеет.Но нас лишь только цвет введет в бесцветностьНемую, именуемую «свет».Я со своей душою повстречаласьОна была в зеленом, синем, белом,И мягко золотилась и звучала,Как птичья песнь, как иволги призыв,Как соловьиный росплеск, как кукушка,Пронзившая единым звуком даль.Она меня звала, звала, звала…И так безмерно радовалась встрече!И только на мгновение грустила,Когда ее пыталась я назвать по имени.Она меняла имя.Меняла песнь, меняла запах, цвет,Меняла облик вдруг и ускользала.Дымком печальным, жалобною тенью,И ниоткуда вдруг меня звала,И если, вздрогнув, узнавала яИ говорила: «Ты!». – Она, ликуя,Вдруг представала в синем и зеленом,В лиловом, белом, и сосной вставала,И иволгой свистела надо мной.О, песня иволги в лесу сосновом!
«Невнятность…»
Невнятность…То, чему не внемлетУм. – Не вмещенное в уме.Что топит образ, топит землюИ в тьму идет, и длится в тьме.Взор погашающее пламя,Тот свет, в котором так темно…То, что включает нас, а намиНе может быть заключеноВ черты. О, радость страстотерпца,Того, кто вычеркнут и стерт!Струной трепещущее сердце,Входящее в такой аккорд!..
«Увековечено мгновенье…»
Увековечено мгновенье. –Прорыв к последней вышине.И скал взлетевших откровеньеЕсть откровенье обо мне.И если здесь одна стихияИ бездуховен гребень сей,И эти линии святые –Нагромождение камней,А не следы великой тайны,Не Духа реющего след;И все бездушно и случайно, –То и в сем теле Духа нет.Но если Карадаг изваянРезцом из сокровенной мглы,То каждая скала живая,А я – лицо и мысль скалы.
«И нам вовеки не понять…»
И нам вовеки не понятьни высших замыслов, ни целей…И вновь приходит благодать,Как только мысли присмирели.И вновь приходит тишина,Как вздох глубокий, без причины,И зелень леса пронзенаОгнем зардевшейся рябины.Как будто мы вошли в костерИ в нем горим и не сгораем.И края нет – сплошной простор,И мы уже за нашим краем.Как бы завеса вдруг снята –Открылось самое святое:Не просто рядом красота –мы сами стали красотою.Такой в душе у нас прибойлюбви, такое бескорыстье!..И кто отделит нас с тобойОт этих чуть дрожащих листьев?И кто придумал, кто сказал,Что я не лист, не ствол, не птица?И потому бежит слеза,Что нам в себе не уместиться…
«Побудь со мной в тот самый трудный час…»
Побудь со мной в тот самый трудный час,Когда сквозь мир просвечивает пламя,Когда с меня проникновенных глазНе сводит свет, прощающийся с нами.В тот самый час, когда малейший вздрогУже подобен Громову звуку,Когда весь мир на это сердце лег,Как яблоко в протянутую руку.Последний зов… последняя труба…И где-то на весах у МиродержцаВ такой тиши решается судьбаВсех лепестков и всех движений сердца!Весы дрожат… дрожат и – наконец,Сейчас!., сей час… Так вот он, час мой судный!Но кто же я – ответчик иль истец?И почему мне так блаженно трудно?Побудь со мной у этого Огня…