Потеряевские каникулы
Шрифт:
Теперь обижаются «гости».
– Не пугай маленького, чего орёшь? – стыдит меня толстый.
– Это я ору? – возмущаюсь. – Да ваш «маленький» своими воплями всю деревню распугал.
Хромой, ковыляя, приближается к столу, на котором стоит ящик-гнездо. «Новорождённый» свешивается с его края и отчаянно машет хвостом, всем своим видом выражая радость. Видимо, из-за этого он и теряет равновесие. И кто же его ловит? Конечно, я. На лету. Но за хвост. Раздаётся сразу три вопля. Даже не скажу, чей был громче. Наверное, всё-таки малыша. Я опускаю его на пол и думаю: «Мне конец».
Но лохматые не обращают на меня внимания. Они по очереди прижимают своего отпрыска к себе, ощупывают его и поглаживают. И так напоминают людей при этом, что у меня дух захватывает. Наконец толстый сажает мелкого себе на шею, и тот хватается своими лапками (руками?) за длинную шерсть на его голове.
Хромой поворачивается ко мне.
– Сспассибо, – говорит он, – что поймала. Только за хвосст больно.
Я развожу руками:
– Так получилось. Извините.
Они идут к выходу.
– А вам куда? – спрашиваю я. Не знаю зачем.
– В березняк, конечно, – бурчит толстый, не оглядываясь.
Березняк относительно далеко. За огородами – овраг, за оврагом – кладбище и сразу молодой соснячок. Только потом, где-то через километр, начинается березняк. Я смотрю на хромого лохматика, и у меня вырывается:
– Давайте подвезу.
Жалею почти сразу, испугавшись чего-то. Но поздно. Как говорится, слово не воробей…
Хромой оглядывается и останавливается.
– У тебя машина, что ли?
– А вы и про машины знаете? – удивляюсь я.
– И про машины, и про ссамолёты, и про телефоны, и про компьютеры, и про кока-колу, и про «висскасс». У тебя нет «висскасса»?
– Есть. Годзиллу подкармливаем. А вам зачем?
– Погрызть. Нам нравится, оссобенно, ессли вкусс рыбный.
Вот это да! Моему удивлению нет предела!
Толстый тоже останавливается и спрашивает, почёсывая шею:
– Ну, на чём поедем-то?
– На велосипеде. Сосед бабуле велосипед отдал. Старый, конечно, но на ходу. И корзина для продуктов есть. Вы в ней поместитесь, – заканчиваю нерешительно, вдруг обидятся. Но они дружно кивают:
– Едем.
Я закрываю сарай, предварительно проверив его на предмет присутствия Годзиллы. Вывожу из бывшего гаража велосипед с огромной плетёной корзиной вместо багажника. Дядя Коля, сосед через дорогу, сам сплёл её и на велосипед прикрепил, чтобы в соседнюю деревню за продуктами ездить. Здесь-то, в Потеряевке, магазина давным-давно нет. Я теперь тоже продукты вожу, пока у бабушки обитаю.
Дом не запираю: никто в эту глушь, кроме своих, не заберётся. Подгоняю велосипед к лохматым гостям.
– Сами залезете или посадить вас? – спрашиваю.
– Ссажай уж, только оссторожно. И за хвосст не трогай.
Поднимаю сначала хромого – аккуратно, как ребёнка. Мягкий он, оказывается. Шерсть тонкая, но густая. Приятная даже. Сажаю в корзину. Затем малыша ему подаю. Тот разоспался совсем, сопит, как котёнок. Потом толстячка, этот тяжелее всех. Ничего, удержала. Ну и пакетик «вискаса» рядом с ними ставлю. Лохматые довольно носами задвигали, даже посвистывать начали.
– Ну, всё, – говорю.
И мы поехали.
С дорогой мне повезло. Это обратно всё в гору будет, а к березняку больше под горку. Так что груз я осилила, только через овраг по старому мостику (одно название) велосипед вручную перевела.
Вот и соснячок закончился, берёзы пошли. Значит, прибыли.
Березняк – место красивое, светлое. Люблю его. Но никогда таких лохматых существ не встречала.
– Точно здесь живёте? – спрашиваю.
– Здессь, здессь, выссаживай уже, – говорит толстый.
– Что-то я вас в этом лесу никогда не видела, – высаживаю их в обратном порядке, начиная с «вискаса».
– И что? Медведя видела? – спрашивает хромой.
– Здесь? Нет.
– А он ессть. Вон, из-за берёзы ссмотрит.
Я так резко поворачиваюсь, что едва не падаю. Но медведя нет. Существа начинают качаться из стороны в сторону и посвистывать:
– Фисс-фисс-фисс…
Смеются, значит. Шутники.
Я разворачиваю велосипед.
– Всего хорошего! Можете не благодарить.
– Привет Карповне, – машет лапой-рукой толстый.
– От кого же?
– Она знает от кого. Сспассибо, что подвезла, – говорит хромой.
И они идут в лес. Толстый с малышом на шее, хромой с пакетом «вискаса». А я еду домой. Всю дорогу с досадой вспоминаю, как они напугали меня медведем.
Бабушка ходит по двору и приманивает курицу. «Значит, хочет её к цыплятам вернуть», – думаю я, заводя велосипед в гараж. Но у курицы, судя по всему, такого намерения нет.
– Тебе привет, – говорю бабушке. – От пары лохматых из березняка.
Бабушка и бровью не ведёт, не то чтоб удивиться.
– Сильно ругались за яйцо?
– Да нет, назвали спасительницей и сказали, что ты шастаешь и тянешь всё подряд.
– Ну их, – бабушка в сердцах толкает подскочившего Годзиллу. – Всё время у них яйца разные и попадаются, где попало. Я думала, птица какая потеряла.
– Бабушка, ты скажи мне, почему я о них никогда ничего не слышала? Кто они? – требовательно спрашиваю я.
– Да много ты чего не слышала, про всё рассказывать, что ли? – заявляет моя собирательница яиц. – Этих мы свистунами называем. Заметила, как они свистят-фистят?
И бабуля идёт в дом.
– А медведь в березняке есть? – кричу ей вдогонку.