Потерянная империя
Шрифт:
— Добрый вечер, Абаси.
Танзаниец пожал Сэму руку, потом тепло обнял Реми.
С неизменно улыбчивым Абаси Сибале они подружились шесть лет назад, когда впервые приехали на Занзибар, и теперь каждый раз, отдыхая на острове, по меньшей мере однажды ужинали в кругу его семьи.
— Как дети, как Фараджа? — поинтересовался Сэм.
— Спасибо, живы-здоровы. Заглянете поужинать?
— Непременно, — улыбнулась Реми.
— Думаю, вас уже ждут, — сказал Абаси.
В дверях ресторана стоял другой старый знакомец
— Добро пожаловать, добро пожаловать! Вот ваш любимый столик с видом на гавань.
— Спасибо, — поблагодарил Сэм.
Элиму проводил их к угловому столику, озаренному красным светом фонаря. Сквозь распахнутые по обе стороны от стола окна виднелось море. Внизу, в Каменном городе, начали загораться огни.
— Вино? — спросил Элиму. — Принести меню?
— У вас еще есть то самое, «пино-нуар»… «шамони»?
— Разумеется. Есть девяносто восьмого года, есть двухтысячного.
Сэм вопросительно глянул на жену.
— Вино девяносто восьмого… ммм… незабываемо, — промурлыкала Реми.
— Желание дамы — закон, Элиму.
— Хорошо, сэр.
Метрдотель мгновенно удалился.
— Как чудесно… — вздохнула Реми, устремив взгляд на океан.
— Не могу не согласиться.
Обернувшись к мужу, она с улыбкой сжала его руку:
— Ты немножко обгорел.
Обгорел Сэм Фарго весьма странным образом — порозовели только переносица и кончики ушей. Впрочем, завтра обожженные места наверняка приобретут бронзовый оттенок.
— Потом будет чесаться.
— Да уже чешется.
— Ну и?.. — спросила жена, доставая ромбовидную монетку. — Есть какие-нибудь предположения?
Монетку удалось частично отчистить: сперва она «промариновалась» в десятипроцентном растворе азотной кислоты, затем полежала в изготовленном по секретной формуле Сэма растворе белого уксуса, соли и дистиллированной воды; довершила процедуру мягкая щетинка зубной щетки. Между оставшихся пятен налета виднелся женский профиль и два слова: «Мари» и «Реюньон». Новые сведения о монетке Фарго перед уходом передали по телефону Сельме.
— Ни одного, — ответил Сэм. — Форма только странная.
— Может, негосударственной чеканки?
— Возможно. А качество отличное. Ровные края, хорошая обработка, приличный вес…
Рядом со столиком снова появился Элиму. Метрдотель декантировал вино, налил Сэму и Реми немного попробовать, а затем, после их одобрительного кивка, наполнил бокалы как положено.
В пряном южноафриканском красном вине «пино-нуар» чувствовались нотки гвоздики, корицы, муската и… что еще — Сэм не мог определить.
Реми сделала второй глоток.
— Цикорий, — подсказала она.
Зазвонил мобильник. Глянув на экран, Фарго беззвучно проартикулировал: «Сельма» — и принял вызов.
— А, Сельма, добрый вечер.
Жена подалась вперед, чтобы лучше слышать разговор.
— У меня, между прочим, утро. Только что подошли Пит и Венди, штудируют танзанийское законодательство.
— Отлично!
— А вы сейчас… попробую угадать… созерцаете закат из окон «Экунду кифару»!
— Ага, мы такие. Рабы привычки, — улыбнулась Реми.
— Есть новости? — спросил Сэм.
— Ну да, монета… — Вондраш откашлялась. — Поздравляю, вы загадали себе очередную загадку.
— Минуточку, — прервал ее Фарго, заметив приближающегося официанта.
Приняв заказ — самакаи ва кусонга, вали (рыбные крокеты, рис, хлеб чапати) и н’дизи но кастад (банановый крем по-занзибарски) на десерт, — танзаниец ушел. Сэм возобновил разговор с Сельмой:
— Продолжай! Я весь внимание.
— Монета отчеканена примерно в начале девяностых годов семнадцатого века. Всего было изготовлено пятьдесят штук, но их никогда не пускали в обращение. Собственно, эти деньги — символ любви, по-другому не скажешь. Имя «Мари» — часть названия французской общины Сент-Мари, обосновавшейся на северном побережье острова Реюньон.
— Никогда о таком не слыхала, — заметила Реми.
— Ничего удивительного. Он ведь крошечный! Расположен в четырехстах милях к востоку от Мадагаскара.
— А кто эта женщина? — поинтересовался Сэм.
— Аделиза Молинье. Ее супруг, Демонт Молинье, возглавлял общину с тысяча шестьсот восемьдесят пятого по тысяча семьсот первый год. По слухам, к десятой годовщине свадьбы он расплавил личные запасы золота и выковал монеты с профилем жены.
— Вот это подарок! — восхитилась Реми.
— Число монет символизировало годы. Именно столько лет Демонт надеялся прожить с Аделизой. До самой смерти. Его мечта почти осуществилась. Оба умерли в течение одного года, незадолго до сороковой годовщины супружеской жизни.
— Как же монетка добралась до Занзибара? — удивился Сэм.
— А вот тут начинается путаница. Где правда, где вымысел, ничего неясно, — ответила Сельма. — Вы, наверное, слышали о Джордже Буте?
— Об английском пирате?
— О нем самом. Большую часть времени он разбойничал в Индийском океане и Красном море. Начинал на «Пеликане» канониром примерно в тысяча шестьсот девяносто шестом году, затем перешел на «Дельфин». В тысяча шестьсот девяносто девятом британская военная эскадра настигла его корабль у острова Реюньон. Часть команды сдалась, остальные, включая Бута, сбежали на Мадагаскар, где вскоре объединились с другим капитаном-пиратом Джоном Боуэном. Совместными силами они взяли штурмом перевозившее рабов пятидесятипушечное судно водоизмещением четыреста пятьдесят тонн под названием «Спикер». Бут стал капитаном корабля и в тысяча семисотом году привел его к берегам Занзибара, чтобы запастись провиантом. На острове высадившихся пиратов атаковали арабы. Бут погиб. Уцелевший Боуэн ретировался со «Спикером» в мадагаскарские воды, а спустя несколько лет умер на Маврикии.