Потерянная рота
Шрифт:
– Коля! Приходько!
– позвал политрук из прихожей.
– Иди сюда!
– Однако некогда мне с вами, братцы, лясы точить!
– подытожил Приходько, поднимаясь с табурета.
– Начальство зовет! Никак награду получу. Мне политрук давно говорит - награжу тебя, Коля!
– Для тебя награда - чурбаком по голове!
– сказал кто-то из солдат. Может, все слова позабудешь, и говорить разучишься. Вот люди вздохнут с облегчением!
Бойцы захохотали.
– Недалекие вы, какие-то!
– с сожалением произнес Приходько.
– Ну вот, сами посудите! Ну, замолчу я! Кто вас будет развлекать историями
– Как же ты скажешь, если все слова позабыл?
– со смехом спросил тот же солдат.
– Приходько!
– прикрикнул Зайнулов.
– Лето наступит, пока я тебя дождусь!
– Эх, если б не награда, - сказал с сожалением Приходько, обращаясь к солдату.
– Ответил бы я тебе!
Он покинул красноармейцев и вышел в прихожую.
– Сейчас выдвигаться будем, - сообщил Зайнулов, приподняв правую бровь, над которой виднелся шрам уголком. Приходько молча кивнул.
– Сбегай, найди лейтенанта.
– Как скажешь, Ахметыч!
– Николай собрался уже покинуть избу, как позади них раздался голос старушки:
– Возьмите, ребятушки, булочки маковые!
– Спасибо, мать!
– сказал Приходько, протягивая руку за булочкой. Чтоб тебе долго жилось, да спокойно спалось.
– И тебе добра, солдатик.
Политрук вежливо отказался от булочки. Старушка удалилась, раздавая печево остальным бойцам.
– Найди его как можно скорее, - попросил политрук. Приходько вновь кивнул и надкусил булочку. Политрук вышел на улицу, Николай проследовал за ним. Он съел половину маковки, и, хотя булочка была очень мягкой и аппетитной, солдат понял, что кушать больше не хочет. Остаток он спрятал в вещевой мешок, на котором коряво была выведена надпись, сделанная чернильным карандашом: "церковно-ПРИХОДЬСКАЯ сумка". Делая запас, он справедливо полагал, что в долгом пути к высоте Черноскальной остаток булочки ещё пригодится.
Бросив взор с крыльца, и заметив одинокий след, ведущий за пределы деревни, Николай Приходько двинулся по нему.
Калинин совсем запыхался, пробираясь по пояс в сугробах, когда достиг развалин церкви. Она была совсем маленькой, купол её был снесен снарядом и лежал рядом, наполовину запорошенный снегом. Ветер раскачивал свободно висящий колокол, и тот иногда бил.
Входные двери отсутствовали. Алексей аккуратно миновал дверной проем и оказался внутри. Свод церкви был обрушен вместе с куполом, и поэтому, подняв голову, над обломками стен можно было увидеть небо. Верхние кирпичи почернели, но под ними на древней кладке ещё можно было разглядеть рисунки. Рисунки совсем выцвели, а некоторых местах были размыты. Но все равно, Калинин был потрясен.
Рисунки представляли собой несколько последовательных картин, рассказывающих некую историю. Алексей пригляделся, определяя начало истории и, кажется, нашел его.
Светлые витязи на белых конях гонят басурман. У витязей правильные лица, длинные развивающиеся плащи, прямые мечи. На переднем плане удалой широкоплечий князь на белом коне. На голове у него интересный шлем с перевернутым стальным соколом, защищающим переносицу. У басурман
На следующей картине - ужас, кровь. Виселицы, отрубленные головы. Во главе этого зверства стоит какой-то человек в тюрбане. Очевидно, глава басурман. Он показывает на что-то рукой, а может быть просто взывает к своему богу. Еще толпа людей в глубине картины, которые готовятся к казни. Очень много жертв.
Алексей попутно зарисовывал основные моменты. Карандаш не мог передать всю эмоциональную силу изображений, поэтому Калинин только фиксировал основных персонажей и события, а так же многочисленные символы и знаки. Многие детали фресок потеряли свой цвет и были размыты. Но Алексей очень старался. Ему попалась неправославная церковь с удивительными фресками. Ах, если бы она сохранилась и после войны!
Он поднял глаза на следующую фреску и потряс головой, пытаясь сбросить наваждение.
Следующая фреска была копией первой картины, только зеркальной в изображении и полной противоположностью по смыслу. Басурманы на черных конях и с кривыми саблями громят светлых витязей. И первым бежит удалой князь, на шлеме которого перевернутый стальной сокол, расправивший крылья.
Алексей ещё раз сравнил обе картины. Невероятно! Значит, он ошибся. Это была не великая победа. Тогда что? Великое поражение?
Картина со зверствами и та, на которой басурмане побеждают витязей, казались перепутаны местами. Ведь сначала надо одержать победу, чтобы творить зверства... Тогда совершенно непонятным становилось назначение первой картины, где витязи громят басурман.
Он перевел взгляд дальше. Нижняя часть фрески была полностью размыта. На том, что осталось, можно было увидеть верхнюю часть туловища властного старца с длинной седой бородой. Правая его рука лежала на толстой книге. Рядом, преклонив колени, находились витязи, во главе с "храбрым" князем, снявшим перед старцем свой шлем со стальным соколом. Могло показаться, что витязи пришли к длиннобородому просить совета, но по едва уловимым признакам Алексей чувствовал, что старец сам призвал их.
– Конечно, надо было их призвать, - тихо промолвил Алексей.
– Ведь враг напал на Родину.
Последняя фреска. Лес, сугробы. Витязи сражаются с неведомыми зверями. Последние были прорисованы настолько нечетко, и время так безжалостно отнеслось к этой фреске, что Калинин почти не мог разобрать очертаний зверя. Витязи взмахивают мечами, лезвия которых испещрены мелкими точками. "Капельками крови?
– подумал Алексей и сразу отмел эту мысль.
– Нет, это не кровь. Что-то другое".
Больше рисунков не было. Алексей не сомневался, что конца истории он не увидел. Остальные фрески располагались на своде, который был уничтожен. Вместо фресок с окончанием истории, над головой Алексея простиралось огромное серое небо, слегка подернутое туманной дымкой.
Он с сожалением посмотрел на отсутствующий свод, сел и очень тщательно начал копировать изображения со стен. Время летело незаметно. Алексей пропустил обед, но голода не чувствовал. Страсть работы всецело охватила его. Закончив зарисовки, он выбрался из церкви.