Потерянные души
Шрифт:
Положение было аховое, Космос оказался в незавидном положении выброшенного на необитаемый остров Робинзона. Мало того, что он не мог отсюда выбраться (он просто не знал где и как далеко ближайшее жилье), так ему еще крупно не повезло с Пятницей. Более замкнутого и нелюдимого человека, чем Кузьма Тимофеевич, трудно было себе представить. Обнаружив исчезновение Люды, Космос обрушил на пасечника лавину возмущенных вопросов и отборной ругани. Тот не ответил ему ни единым словом, будто не слышал, будто оглох.
Заговорил он со своим
– Звать-то тебя как, паря?
Услыхав, наконец, скрипучий голос старика, Космос обрадовался так, как, наверное, обрадовался Робинзон, обнаружив на своем острове человеческие следы.
Космос, - представился он.
Как-как?
– удивленно переспросил пасечник.
– Это что ж за имя такое?
Греческое, - привычно пояснил Космос.
Понятно, - кивнул старик.
– Отец, стало быть, грек?
Настал черед удивиться Космосу.
Почему грек?
– вытаращился он.
– Он астрофизик... Ну, звезды изучает!
А-а-а...
– понимающе протянул пасечник. Впрочем, по его лицу было видно: объяснения гостя его никоим образом не удовлетворили.
Так оно и оказалось. Через минуту Кузьма Тимофеевич покачал головой и пробурчал под нос:
Чудно!.. У меня, к примеру, папаня столяром был. Так что ж ему - Рубанком меня надо было назвать?!
Космоса это замечание задело.
Да уж лучше Рубанком, чем Кузьмой!..
– фыркнул он.
– Тоже мне имечко! Что ж папаня твой, ничего получше придумать не мог?
А чего ему думать, если маманя меня аккурат на чудотворцев Козьму и Дамиана Асийских принесла?
– старик пожал плечами и, чуть погодя, задумчиво добавил: - Хотя, конечно, мог и Демьяном окрестить...
Пасечник так и не смог смириться с мудреным именем своего гостя. Поначалу он называл Космоса "паря", а позже, когда сошелся с ним поближе, - "тезкой" или Кузей. Не без доли ехидства старик уверял Космоса, что его греческое имя наиболее созвучно привычному Козьме. И он был недалек от истины.
На перманентные расспросы столичного гостя о цели своего пребывания на пасеке старик, посмеиваясь в седую, клочковатую бороду, отвечал:
Говорят, озорничал ты у себя в Москве, паря, много. Измаялись все с тобой, вот и отдали мне... А для чего?.. Тут ведь как на это дело посмотреть: хошь - считай, что в ссылку угодил, а хошь - в санаторий на лечение...
Первый месяц "ссылки" оказался для Космоса самым сложным. Трудно было привыкнуть к убогому крестьянскому быту - дощатому сортиру на улице, ледяной воде в умывальнике, чадящей печке, забористым "ароматам" скотного двора.
Впрочем, со всеми этими неудобствами Космос смирился довольно быстро. В остальном же его жизнь, действительно, больше напоминала отдых в санатории.
Заботами по хозяйству пасечник его не обременял, кормил как на убой, поил o разными настоями и отварами трав. Космос много спал, гулял. От такой беззаботной жизни физиономия его вскоре округлилась, появилось даже некое подобие животика. Обнаружив этот факт, Космос и удивился и расстроился.
Дед, ты меня совсем закормил!
– заявил он как-то за обедом, отодвигая от себя тарелку наваристых, духовитых щей.
– Посмотри, я уже в кабана превратился, скоро хрюкать начну!..
Ешь, тезка, ешь...
– усмехнулся старик.
– "В здоровом теле - здоровый дух" - слыхал небось? Вот мы сперва тело твое, Кузя, укрепим, а потом и духом займемся...
В конце апреля на пасеке начались горячие деньки. Забот было выше крыши - надо было выносить спрятанные на зиму в сарай ульи, чистить их, подкармливать пчел... А ведь еще был обширный огород, который надо было вскопать и засеять! Вот тогда "санаторий" для Космоса закончился.
Пасечник без всякого стеснения по полной программе "припахивал" своего квартиранта. Да и сам "Кузя", порядком уставший от безделья, к немалому своему удивлению охотно включился в работу.
Поначалу он, понятное дело, побаивался копошащихся в ульях пчел. Стоило какой-нибудь ударнице медосбора сесть ему на ладонь, как Космос, в ужасе размахивая руками, отскакивал в сторону, изрыгая при этом нечленораздельные вопли. Но постепенно, глядя на посмеивающегося в бороду пасечника, он научился обращаться с дымарем, да и сами пчелы со временем перестали внушать ему непреодолимый страх.
В маске, в белом халате и с дымарем в руке он мог часами копаться в ульях, вычищая рамки, выгребая погибших за зиму пчел и просто наблюдая за жизнью пчелиных семей. Старику порой приходилось и прикрикнуть, чтобы оторвать своего помощника от этого завораживающего занятия.
А потом был огород, ставший для Космоса настоящим испытанием. Комья влажной глинистой почвы постоянно липли к лопате, с непривычки ломило спину, на руках вздулись и тут же полопались водянистые пузыри мозолей.
Проклиная все на свете, Космос терпел, потому что рядом, посапывая в бороду, проворно и сноровисто копал пасечник. Отставать ему, молодому парню, от старика было неловко, Космос упирался изо всех сил, но каждый раз к перекуру выяснялось, что дед снова обставил его по всем статьям.
К вечеру вскопали только половину, но Космос ухайдокался так, что еле-еле добрался до койки. Поясница просто разламывалась от боли, а натруженные ладони и вовсе не распрямлялись, скрючившись так, словно продолжали сжимать древко лопаты.
Кузя, иди вечерять, - позвал его к столу пасечник.
Не хочу...
– слабо простонал Космос, с ужасом рассматривая кровавые мозоли на своих скорченных руках.
Дед Кузьма подошел к лежанке, на которой распластался "тезка".
Покажь руки-то...
– велел он.
– Ну-ка...