Потерянные души
Шрифт:
Белов пересек площадь, направляясь к гостинице, и вдруг услыхал хриплый окрик
– Твою мать! Белый!
Саша обернулся - к нему от пивнухи, слегка пошатываясь, шагал какой-то скрюченный мужичонка, болезненно-худой, небритый и лохматый.
– Белый, кореш!
– радостно повторил алкаш, подойдя вплотную.
Сашу обдал отвратительный смрад многодневного перегара. Он слегка попятился, уклоняясь от намеревавшегося облапить его мужичка и кисло улыбнулся:
– Я-то Белый, а вот ты кто?.
Пьяница по-бабьи всплеснул руками и заорал:
– Да ты что, Белый, старых корешей не при-знаешь,
– Ешкин дух» - эта словечко-паразит всегда вертелось на языке Ферзя, одного из ближайших помощников Боцмана ...
«Не может быть!
– растерянно думал Белов, вглядываясь в жалкого алкаша, радостно осклабившегося в гнилозубой улыбке.
– Это-Ферзь?!
– В то, что высокий красавец и балагур Ферзь, который был всего-то года на три старше Саши, превратился в этого сутулого, беззубого, с седоватой щетиной старика, поверить и в самом деле было трудно.
– Ферзь?.
– наконец неуверенно произнес он.
– Точно, ешкин дух! Угадал!
– восторженно выкрикнул тот и, подхватив Сашу под руку, чуть ли не волоком потащил его к пивной.
– Ну пойдем, Белый, такую встречу грех не обмыть!
Ошарашенный Белов не успел и глазом моргнуть, как оказался в тесной, вонючей пивнушке.
– Давай бабки, Белый!
– орал ему в ухо Ферзь.
– Сейчас загудим! Давай бабки, ешкин дух!
Саша покорно достал бумажник, и на грязном столе мгновенно появились кружки с пивом, водка, ржавая селедка на бумажных тарелках ...
– Ну, со свиданьицем, Белый!
– Ферзь чокнулся с Сашей и разом заглотил полстакана водки. Запив это дело пивом, он снова потянулся к бутылке.
– Притормози-ка, Ферзь, - перехватил его руку Белов.
– Не гони ... Расскажи сперва, как пацаны, где сейчас Боцман ...
Ферзь сунул в рот «беломоринуь, выпустил вверх струю едкого дыма и невесело усмехнулся:
– На том свете Боцман! Помер, ешкин дух, от туберкулеза на зоне. Еще два года назад ...
– А остальные? Зяма, Бивень, Татарин, Горыныч?.
– Эх, Белый ...
– повесил голову Ферзь.
– Никого, ешкин дух, не осталось! Кто срок схлопотал, кто пулю, кто перо, кто вообще сгинул неизвестно где ... Один я остался, ешкин дух, один я ...
Ферзь плеснул себе еще полстакана и выпил. Саша видел, что он, как и все хронические алкоголики, стремительно, прямо на глазах, пьянел.
– Ферзь, а что с городом стало?
– спросил он.
– Почему везде разруха-то такая жуткая?.
– А тебе какое дело?!
– закатив глаза, вдруг гневно прорычал тот.
– Хрен ли тебе здесь надо?! Ты кто, вообще, такой, а?
Промычав еще что-то нечленораздельное, Ферзь уронил голову на стол и затих. Саша огляделся - столпившиеся вокруг стола алкаши с тоской, как голодные собаки, смотрели на оставшуюся выпивку. Он встал и вышел на улицу.
– A действительно, хрен ли мне здесь надо?.
– вдруг подумал он.
– Какого черта я сюда приперся!»
С кристальной ясностью Белов понял: все, что он делал последние полгода, - глупая, никому не нужная суета. Разве нужен сейчас Филу этот дурацкий фильм? Разве о нем болит его душа, блуждающая в неведомых далях между жизнью и смертью? Нет, конечно! Сто тысяч раз - нет! И если уж быть до конца честным, то надо признать: это его личная безумная гордыня и носорожье упрямство заставили Сашу снимать этот фильм наперекор всему, выбрасывая сотни тысяч на ветер и выкручивая руки подонку Кордону. А еще - непреходящее, мучительное чувство вины перед Филом. Ведь именно из-за него, Белова, Фил подался в криминал. Он привык верить другу .во всем, поверил и в этом ... И что в итоге? А в итоге он подорвался на бомбе, предназначенной для Белова. Гнетущая мысль о ТОМ, что Фил оказался в коме из-за него, грызла Сашу все время после взрыва на набережной, и скорее всего именно она стала толчком всей этой глупой, хлопотной и совершенно бесполезной истории с фильмом.
«И что же мне теперь делать...» - тоскливо думал Белов, подходя к гостинице.
На пустой стоянке сиротливо стоял «бумер», выделенный ему братьями Боричевыми, Решение созрело мгновенно. Саша подошел к шоферу, скучавшему у автомобиля, и хмуро приказал:
– Заводи свою колымагу, сейчас поедем ... Через полчаса черный БМВ покинул Североуральск, увозя в своем салоне Белова, как казалось ему - навсегда.
В Екатеринбурге Саша снова попал в руки гостеприимных братьев, но на этот раз возражать против «культурной программы» он не стал.
Стараясь заглушить ноющую в груди тоску, он бросился в загул, как в омут. За неделю, проведенную в охотничьих угодьях Боричевых, Белов выпил, наверное, бочку спиртного самых разных сортов и видов.
Наконец, устав от пьянства и заполучив вместо душевного покоя одну только головную боль, он сел в самолет и полетел домой, в Москву.
ХХХII
Ольга восприняла возвращение мужа с тем же равнодушием, что и его отъезд. Несмотря на разрыв с Аней, отношения между Беловымы не улучшились ни на йоту. Почему - Саша не мог понять. Вроде бы никаких скандалов и ссор между ними не случалось, но тем не менее трещина, возникшая после памятной разборки в кабинете главврача, затягиваться никак не желала.
Временами Белову казалось, что виной этому была Олина бабка. Жена часто проведывала ее на старой даче, иногда жила там неделями, и каждый раз возвращалась оттуда в какой-то странной задумчивости. Словно старалась решить для себя что-то важное и никак не могла сделать окончательный выбор. Нечастые попытки Белова пробиться сквозь отчуждение жены кончались, как правило, ничем. Она легко уступала мужу, оставаясь, впрочем, при этом все такой же безучастной и, по большому счету, чужой.
Общение их сводилось лишь к незначительным разговорам за ужином, Саша уже забыл, когда Оля последний раз звонила ему на работу. Поэтому когда в его кабинете раздался звонок жены, Белов изрядно удивился.
– Саш, я только что от Кати, - явно взволнованно начала Ольга.
– У нее крупные неприятности ...
– Что случилось?
– напрягся Саша.
– Помнишь, она говорила про частный роддом?
– Ну конечно.
– Так вот, они из-за дефолта крупно прогорели. В чем там конкретная причина - я не знаю, но ...
– голос жены дрогнул.
– Саш, Катя продает квартиру!
– Как? Зачем?
– растерялся Белов.
– За долги! Послушай, она просто не в себе, ревет белугой и ... Ты бы съездил к ней, а?!
– Уже еду!
– бросил Саша в трубку, вставая из-за стола.