Потерянные
Шрифт:
Кларский смотрел на эти пейзажи, и ему вспомнился вдруг один разговор с Ольгой, очень хорошо разбирающейся в живописи. Ему вообще нравилось разговаривать с ней, действительно достаточно умной, разбирающейся во многих вещах и понимающей многое девушкой-ангелом. Ему нравилось даже просто слушать ее.
Тогда он тоже почти все время слушал ее, в тот странный день, когда они с ней впервые поцеловались – на мосту. Оля рассказывала о выставке современного искусства, на которой недавно побывала. А Нику было все равно, о чем она говорит, – ему хотелось слышать негромкий красивый голос девушки, изредка тревожно посматривающей
– Я люблю живопись, Никит. Странно, да? Картины меня успокаивают, даже подбадривают. Они как молчаливые собеседники, вроде бы молчат, но одновременно и всегда так много могут рассказать.
– О чем рассказать? – не понял парень. Все его внимание занимали ее легкие блестящие волосы.
– Обо всем. В первую очередь – о художнике.
– А ты сама рисуешь?
– Я не умею. Я могу только оценивать картины, но не создавать их. Я совсем не художник… Эстет.
Тогда он засмеялся и подумал, что хорошо бы было поцеловать эту малышку, желательно внезапно, и потом его желание осуществилось – только Ольга сама поцеловала его, в тот момент, когда он готов уже был убить этих ублюдков, смевших приставать к нему на мосту и назвать Никки. Как уже было сказано, так парня называли только брат и «его команда». И отец – он первым придумал это дурацкое прозвище.
А эта больная Ника назвала его еще похлеще – Укропом. Привлекательная психованная девка из когорты «бейби для всех».
– Да, папа, – не подозревая о мыслях парня, говорила Ника. – Я поняла, папа. Хорошо, пап. До завтра.
– Закончила, Николетта? – хмуро посмотрел на нее Никита. – Папочка заботится о тебе?
– Заботится.
– А обо мне не заботился.
– Почему? – на самом деле девушке было безразлично, почему.
– Он, знаешь ли, в тюрьме сидит, – с удовольствием объяснил ей Ник.
«Да и брат твой уголовник… И тебе недалеко до зоны, сволочь», – недовольно посмотрела на него снизу вверх Ника. Но она только спросила:
– А мама?
Парень смерил Нику тяжелым взглядом. Темы, в которых речь шла о родственных связях, могли довести его до бешенства, поэтому он старался и не думать об этом.
– Не упоминай ее при мне, – только и сказал он.
– Маму?
– Я же сказал тебе. Закрой ротик, – рявкнул на бедную Нику Кларский. А потом вдруг негромко добавил: – Да, ее. Интересно, почему? Я ведь знаю, что тебе интересно. Она бросила меня и свалила куда-то с каким-то мужиком. Отец через пару лет попал к ментам, сел по двести десятой статье. – Он нехотя усмехнулся. – Вокруг все здраво кудахтали, отец умел казаться окружающим совершенно другим. Никто и не думал, что он замешан в таких веселых делишках, как организация преступного сообщества. Его считали едва ли не интеллигентом. Соседи – старикан и старуха были понятыми при его задержании, они всем разнесли чудную весть – Кирилл Кузнецов – отпетый бандит и рэкетир. – У Ника была другая фамилия – фамилия матери.
– А что стало с тобой? – спросила Ника, вдруг подумав, что парня отправили в приют.
– Я остался с дедом и бабушкой. У Андрея была другая мать. Они жили отдельно. По-моему, в их квартире было несколько картин. Не помню. Мать Андрея заботилась о нем, пока не умерла. Дед взял его к нам, – сказал Никита самым обычным своим голосом: спокойным и размеренным, глядя не на девушку, а на картину с изображением светло-зеленого лиственного леса и высоких гор, над которыми высились тонкие белые, кое-где чуть розоватые пористые облака. – Потом откинулся с зоны отец, забрал нас к себе. – Его глаза смерили молчавшую от удивления девушку подозрительным взглядом. – И это я тебе говорю не потому, что мне хочется пожаловаться, а потому, что ты должна знать мою биографию. Ясно, детка-конфетка?
– Да…
– Собирайся в темпе и поедем.
– Да, хорошо, сейчас. – Ника направилась в свою комнату, со смесью страха, ненависти и нагрянувшей жалости взглянув на парня. А он аккуратно изъял у нее мобильный телефон.
– Не вздумай меня надуть. Наш договор уже в силе. Завтра будут деньги, – сказал Кларский ей. – Даю тебе десять минут.
– Как все бесит, – пробурчала Карлова.
Ник сделал вид, что не слышит. Девушка скрылась в своей комнате, плотно заперев дверь. А Никита продолжал ходить по квартире с задумчивым видом, все разглядывая картины, которые издалека выглядели как настоящие фотографии, подвергшиеся обработке и наполненные неяркими, но уютными пастельными оттенками. Утреннее поле с розовым небом и всполохами меди. Берег леечной летней реки, берега которой утопают в молодой зелени. Холмы и полуденное солнце. Неспешно прогуливающиеся по английским улицам барышни в старинных нарядах с зонтиками в руках. Окно, из которого видно утреннее голубое небо и высокие дома, в окнах на последних этажах которых яркими золотыми пятнами рассыпается рассвет.
Наполненные гармонией нежные картины в изящных рамах.
В его доме никогда не было картин. И не будет.
Около двери, ведущей в комнату, в которой заперлась дурочка, парень остановился и вдруг неожиданно улыбнулся, и в его голове появились мысли, которые в присутствии Ольги он старательно подавлял.
Ник потер переносицу.
Они были только вдвоем в этой уютной квартире со светлыми обоями и белоснежными потолками, и он был намного сильнее ее. А сейчас Ника наверняка натягивает на себя какое-нибудь коротенькое платье, обнажающее плечи и ножки. Или подкрашивает малиновые капризные губы. Она все-таки ничего…
Парень вновь потер лицо, заставив себя не думать о таких глупостях.
– Быстрее! – прикрикнул он.
– Сейчас! – отозвалась из-за двери Ника.
– Минута, или я войду. Выламывать двери я умею, – сказал парень просто из вредности. – Засекаю время.
Кажется, она выкрикнула что-то нецензурное.
Ровно через сорок секунд из комнаты вылетела юная хозяйка квартиры в обтягивающих новеньких голубых джинсах и яркой, насыщенной теплыми оттенками, многоцветной тунике из легкого полупрозрачного материала. В одной руке у нее была косметичка, в другой – утюжок для распрямления волос. Выглядела Ника нарядно, но открытых плеч и ног не демонстрировала.
– Я почти все, – косясь на Никиту, как озлобленная гиена, прошипела девушка, – подожди немного! Мне нужно прическу подправить. Ну, пожалуйста, – добавила она, видя, как он качает головой.
– Три минуты. У тебя дома много картин, – вдруг сказал он, наблюдая за тем, как девушка торопливо распрямляет волосы – прядь за прядью. И охота волосы портить? Зачем?
– Просто так, – устало откликнулась она, кляня себя на чем свет стоит, что решила хорошо выглядеть для своего «парня». Дядя Укроп раздражал все сильнее.