Потерянные
Шрифт:
Она легко согласилась и вскочила с дивана.
– А, нет, подожди. Дай чистую бумагу, – попросил Смерч неожиданно, что-то вспомнив.
– Листы для печати подойдут? – недолго думая вытащила из принтера белоснежные листы девушка и протянула ему. – А зачем тебе? – запоздало полюбопытствовала она.
– Ребенку вашему кое-что сделать обещал, – было ей ответом. Какое-то время он складывал одну бумагу за другой, превращая ее в самолетики, легкие, бесстрашные и готовые к воздушному бою. Машка внимательно наблюдала за каждым движением темноволосого парня, за каждым
– Какие разные получаются. А я только самые простенькие делать умею, – вздохнула она, вертя в руках один из самолетиков, похожий на бумажный штурмовик.
– В детстве у меня была книга оригами, большая, красочная. С иллюстрациями. Самолетики – первое, что я научился делать, – не переставая мастерить самолетики, сказал Денис. – Мне хотелось иметь много самолетиков. И ангар к ним. Одно время я играл только с ними.
– А обычные самолетики тебе не нравились? Они же классные, – удивилась Маша, которая сама отдавала предпочтение не куклам, а мальчишеским игрушкам.
– Нравились. Но бумажные лучше летали. У меня был целый воздушный флот. Ладно, думаю, столько твоем брату хватит. – Пойдем?
– Пойдем.
Девушка первой вылетела из комнаты, словно на крыльях, не забывая улыбаться. От ее улыбки у Дениса повышалось настроение.
В прихожей босоножки она обувать не стала. Скептически поморщившись, заявила, что у нее ноги болят до сих пор, а издеваться над собой она не любит, поэтому сунула их в голубые кеды.
Дэн нашел это по-детски очаровательным – воздушное лазурное платье и высокие кеды почти того же цвета. И он не отказался бы сейчас оказаться с Марией на ее милом диванчике напротив волшебной картины, но с условием, что в ее доме никого не будет, хотя бы пару часов…
– Прошу, Бурундучок, – открыл мне дверь чересчур галантный Смерч.
– Спасибо, Бурундучок, – отозвалась я едко. В кедах я чувствовала себя более уверенно, хотя с платьем уже свыклась. Мне даже нравилось, как тонкая ткань холодит кожу.
– Почему ты меня так зовешь? – полюбопытствовал парень, спускаясь следом за мной.
– А ты меня почему? Насколько Машина голова помнит, я – Чип, а ты – Дэйл.
– Логично. Эй, стой, подожди меня! Ты должна мне дать руку!
– А ногу не хочешь? – спросила я тут же, но ладонь протянула, радуясь, что Смерчинский не видит моей улыбки.
Мы оказались на улице, трогательно взявшись за руки, и ушли в глубь двора, скрывшись за густой листвой тополей.
На светлом еще небе, западная часть которого была озарена последними лучами заходящего солнца в розовый цвет, виднелась белая, почти прозрачная половинка луны, и мы, не сговариваясь, уставились на нее, и несколько минут смотрели вверх. А потом так же синхронного опустились на лавочку.
– Маша? – осторожно спросил Смерч и подул мне на волосы. – Маш?
– Что, Дэн? – негромко спросила я, понимая, что этот момент надолго сохраню в своей памяти.
– Ты согласна продолжить наше общение? На том уровне, который от нас ожидают? – задал мне вопрос Смерч.
– Ага, – отозвалась я деланно печально, хотя внутри взрывались от радости радуги. – Согласна. А когда ты мне расскажешь про Князеву и Ника? Зачем тебе понадобилось следить за ними, а? И разбивать их пару?
– Я все тебе расскажу. Только чуть позже, – вновь пообещал Дэнни. – Однажды я обязательно тебе все расскажу. Чип, сейчас я – железо.
– Люблю самокритику, – покивала я. – А с чего ты себя так невзлюбил, железо?
– Просто ты сегодня как магнит. Меня к тебе тянет. И пока я этого не сделаю, я не оставлю тебя.
– Этого? Чего – этого? – не поняла я сначала, но он мне все объяснил на языке жестов и прикосновений.
Вместо ответа Дэн положил мне руку на затылок, чуть приподняв голову, и передал мне пару тысяч микробов, а вместе с ними желание переделать эти чудесные минуты в столетия. Просто поцеловал – так знакомо, ласково, ненапористо, с изумительной чувственностью, которая могла бы стать прекрасным подарком любой, наверное, девушке любого возраста. Он не просто касался моих губ, а как будто бы общался со мной через поцелуй на каком-то ранее неведомом мне уровне, настолько близком и понятном, что у меня чуточку немели руки от изумления – почему я раньше не знала этого прекрасного языка? Почему не общалась на нем?
От переизбытка нахлынувших эмоций я схватила его за предплечье и крепко сжала, боясь упасть, потому что происходящее так сильно захватило меня, что все вокруг стало медленно кружиться.
Орла впервые за весь день покормили. Нет, открыли ему доступ к столу с яствами, и тот не стал медлить – набросился, бедный и изголодавшийся, на все блюда и даже чавкать не стеснялся. Монстрик, подумав и почесав перепончатыми лапами с когтями свой насупленный лоб, присоседился к пиршеству.
«Я тебя не отпущу. Я боюсь упасть».
«Не бойся ничего. Ты ведь со мной. И я тебя держу. Ты тоже меня держи. Не дай оказаться внизу, в плену моих воспоминаний».
«И ты ничего не бойся. Я рядом».
Когда мы оба, довольные, улыбающиеся, не совсем понимающие, что происходит, отстранились друг от друга, наступили зябкие сумерки, а золотистый теперь уже месяц оказался точно над нашими головами. Мы сидели на заборе, касаясь друг друга лбами, и просто молчали. Звезд на небе было мало – они все были в наших глазах. А разговаривать не хотелось, окутавшая двор тишина казалась волшебной. Тронь ее – и она рассыплется, и ее магия вместе с ней. Да и все было понятно без слов.
Я смотрела на Дэна и безмятежно улыбалась, не забывая проводить рукой по его волосам.
– Ты мне очень нравишься, – шепнул мне Смерч, не отстраняясь, – давай попробуем все серьезно?
– Давай, – прошептала и я.
– Мне иногда кажется – ты взрослеешь.
– Иногда мне это тоже кажется.
– Мне это нравится. – Он сжал мою ладонь в своей.
– И мне тоже. Мне нравится понемногу меняться. Это здорово, – тихонько призналась я.