Потерянный город Обезьяньего бога
Шрифт:
Однажды ночью он вышел из палатки помочиться и увидел в джунглях миллионы биолюминесцентных точек – такое свечение исходит от грибков при определенных значениях температуры и влажности. «Я словно смотрел на Лос-Анджелес с расстояния в тридцать тысяч футов, – сказал он. – Ничего красивее в жизни не видел».
Где-то в дождевом лесу они нашли несколько разбитых каменных изваяний, керамические изделия и инструменты. Джунгли в этом месте были слишком густыми, невозможно было определить, есть ли там земляные насыпи. Но в любом случае обнаруженный объект имел небольшие размеры и не мог быть Белым городом. В конечном счете пришлось повернуть обратно – деньги и силы были на исходе.
Элкинс не переставал удивляться тому, как Хейнике ведет дела в Гондурасе. Когда, покинув джунгли, они приступили к съемкам на острове Роатан в Гондурасском заливе, немецкому продюсеру Элкина позвонили по спутниковому телефону и объявили,
Много лет спустя Хейнике рассказывал мне эту историю, он объяснил, как понимал свою роль в их партнерстве: «Понимаете, Стив, он такой, что с ним опасно. Вот он говорит о том, что видит в ком-то хорошие стороны, а я отвечаю: „В жопу его, он мне не нравится, я ему не верю“. Поэтому, наверное, мы с ним такие хорошие партнеры».
Элкинс же, со своей стороны, говорил: «Брюс из тех ребят, которых хочешь видеть на своей стороне. И никак не наоборот. – Понизив голос, он добавил: – Чтобы так оно и было, мне иногда приходилось танцевать с этим чертом».
Та первая попытка найти Белый город изменила Элкинса. Он заинтересовался легендой о Белом городе, а по возвращении понял, что обрел цель в жизни. «Я называю это „вирусом потерянного города“, – говорил он мне позднее. – Теперь я страстно хотел доказать, что потерянный город в самом деле существовал».
Элкинс симпатичен своей настойчивостью и неутомимостью: эти черты характера, вероятно, объясняются необычной историей его семьи. Предки Элкинса в третьем поколении, выходцы из Англии и России, прибыли в Соединенные Штаты через остров Эллис [16] в 1890-е годы. Его дед Джек Элкинс, джазовый пианист, в 1920-х годах гастролировал с различными группами. Отец Стива, Бад, выбрал совершенно другую карьеру – военную. Прибавив себе годов, он завербовался в армию в пятнадцать лет, но во время базовой подготовки его уличили во лжи: приехала мать и увезла сына домой, чтобы он закончил школу. Во время Второй мировой войны Бад сражался с японцами в составе эскадрильи «Алеутские тигры», а после войны занялся швейным бизнесом и заключил контракт на изготовление заячьих принадлежностей для клубов «Плейбой» [17] . Потом он вернулся в армию, участвовал в боевых и разведывательных действиях во Вьетнаме, дослужился до полковника. Пределом его мечтаний было открытие заведения по продаже кошерных хот-догов по-чикагски. Уволившись из армии, он соорудил гигантский грузовик в форме хот-дога и ездил на нем по Лос-Анджелесу, продавая хот-доги и польскую колбасу, но бизнес себя не оправдал. Обаятельный мужчина и дамский угодник, неугомонный Бад вечно был одержим жаждой приключений. Из-за заигрываний мужа с другими женщинами мать Стива развелась с ним, когда мальчишке было одиннадцать. Стив рос в Чикаго, практически не видясь с отцом. «Моя мать была солью земли и крепкой как скала», – говорил он.
16
Остров Эллис, расположенный в устье реки Гудзон, был самым крупным пунктом приема иммигрантов в США, действовавшим с 1 января 1892 по 12 ноября 1954 года.
17
Клубы «Плейбой» первоначально представляли собой сеть ночных клубов и курортов, принадлежащих компании «Плейбой энтерпрайзиз». Членов клуба и гостей обслуживали официантки в костюмах зайцев.
Элкинс, похоже, унаследовал жажду приключений от отца и прагматическую непреклонность – от матери. То и другое неплохо послужило ему во время поисков потерянного города.
Элкинс учился в Университете Южного Иллинойса. Будучи заядлым туристом, он вместе с друзьями исходил близлежащий Национальный заповедник Шони. Приятели звали его Элкинс-Вон-Еще-За-Ту-Горку, так как он всегда предлагал посмотреть, «что там, за этим перевалом». Во время одной из таких прогулок он нашел грот в утесе, выходящем на Миссисипи, и остановился там с друзьями; они начали раскапывать землю и вынимать наконечники стрел, копий, кости, разбитые керамические изделия. Элкинс принес находки в университет. Его преподаватель
«В тот момент я запал на древнюю историю», – сказал он мне. Он несколько часов просидел в пещере, глядя на долину реки Миссисипи и воображая, каково это было – родиться в пещере, вырасти, воспитать детей, состариться и умереть здесь же, в Америке, пять тысяч лет назад.
Экспедиция Элкинса в Москитию убедила его в одной непреложной и простой истине: «Бесцельно бродить по джунглям – безумие. Найти что-либо таким образом невозможно».
К проблеме следовало подойти более систематическим образом. Элкинс добился этого путем наступления с двух флангов, занявшись историческими исследованиями и вооружившись технологиями космического века.
Он подробно изучил множество историй, связанных с поисками Белого города, – кое-кто даже заявлял, что нашел его. Большинство этих людей были явными жуликами или не вызывали доверия по иным причинам. На их фоне выгодно выделялся один исследователь. Стив Морган познакомил Элкинса с неким Сэмом Глассмайером, утверждавшим, что он обнаружил и исследовал Белый город. Пообщавшись с Глассмайером, Элкинс счел его достойным и уважаемым ученым, а тот рассказал ему поразительно достоверную историю. К тому же в гостиной Глассмайера стояли впечатляющие скульптуры, которые он будто бы нашел на руинах города. В 1997 году Элкинс и его съемочная группа взяли у Сэма Глассмайера в его доме в Санта-Фе интервью, которое было записано на пленку. (Тогда я сам жил в Санта-Фе и познакомился со Стивом как раз во время этой его поездки.)
Это была, так сказать, история Лоренса Брауна наоборот – геолога Глассмайера пригласили для поисков золота в Москитии, а он отправился на поиски потерянного города. В конце 1950-х годов он возглавил три поисковые экспедиции в Москитию. Жесткий, видавший виды человек со скрипучим, медленным нью-мексиканским выговором, Глассмайер сделался уважаемым ученым. В середине 1950-х годов он работал инженером в Национальной лаборатории Лос-Аламоса, когда тот был еще закрытым городом [18] . Но работа над ядерным оружием разонравилась Глассмайеру, и он переехал в Санта-Фе, где открыл свое дело, занявшись геологическим консультированием.
18
В Лос-Аламосе с 1942 года велись работы по созданию атомной бомбы.
В 1959 году его наняла американская горнодобывающая компания, чтобы определить, есть ли наносное золото в камешниках в верховьях реки Патука и ее притоках. У нанимателя было много денег: бюджет первой экспедиции составил 40 000 долларов, а Глассмайер участвовал еще в двух.
Во время первой экспедиции Глассмайер слышал много рассказов о Белом городе. «Ты узнаешь об этом, как только попадаешь в Гондурас», – вспоминал он в разговоре с Элкинсом.
Обследуя реки в поисках золота, он изводил проводников вопросами. «Я часто слышал рассказы местных жителей о таинственном Сьюдад-Бланка, – писал он в 1960 году в статье о своем открытии для „Денвер пост“. – Я спросил моего проводника об этом городе. Наконец тот сказал, что люди боятся: вдруг я собираюсь отправить экспедицию на Рио-Гампу [Вампу], к Сьюдад-Бланка? Если это так, они уйдут». Глассмайер спросил, в чем причина. Проводник ответил, что, когда появились конкистадоры, Сьюдад-Бланка был процветающим городом. «Потом произошло несколько непредвиденных катастроф. Люди решили, что боги сердятся на них», а потому оставили город и объявили его запретным местом.
Во время третьей геологоразведывательной экспедиции в Гондурас Глассмайер нашел отложения наносного золота у Рио-Бланко и Рио-Куйямель («в количестве, превышавшем все мои ожидания»), приблизительно в том же районе, где обнаружил их Морд. Но Глассмайер не мог выбросить из головы потерянный город. «Закончив работу, – сказал он Элкинсу, – я отправился на поиски города». Он выбрал десять человек, включая старого индейца-суму (майанга), который говорил, что побывал в Сьюдад-Бланка еще мальчиком и помнил, где находится город. «Пришлось раздать им кучу денег, чтобы они отправились со мной. Мы поднялись высоко по реке, протекавшей сквозь джунгли, – они называли ее Вампу, – а потом по ее притоку Пао. Все это время мы плыли в долбленом каноэ. Когда река обмелела, мы оставили каноэ и пошли пешком». Они шли, прорубая себе дорогу через джунгли. «Это самые непроходимые джунгли в мире, – вспоминал он. – Район гористый, труднодоступный, склоны очень крутые… Я не знаю другого такого сурового места».