Потерянный Когай
Шрифт:
Токугава окликнул Ала, велев ему начинать смотр. Ал выстрелил из мушкета Это был сигнал к началу.
Подойдя к Токугаве, Ал приготовился объяснять недостающие детали. Токугава вежливо выслушал его.
– В молодости я играл в пьесах театра Но у меня прекрасное воображение, и оно дорисует недостающие детали! – Он хлопнул Ала по здоровому плечу и приготовился смотреть. Марико привычно перевела сказанное.
По сигналу Ала самураи-серфингисты, возглавляемые Бунтаро-сан, все в облегченных по такому случаю кимоно – фасон Ал нагло перенял из современной японской
Бунтаро, а за ним и все его пятьдесят лучших серфингистов один за другим оседлывали доски, вставая на них и несясь по легким волнам.
Марико начала креститься, многие зрители вскакивали со своих мест, даже Токугава приподнялся, следя за тем, как весело и беззаботно люди шествовали по волнам, яко посуху. Ал знал, что на прошлом смотре Токугава и Марико уже видели его отряды, но, судя по всему, до сих пор не могли поверить в реальность происходящего. Впереди же было самое интересное. Ал наклонился к Токугаве и, показывая на конструкцию в виде лодки с парусом, сообщил, что это стоящий на якоре вражеский корабль.
Токугава кивнул, что понял.
Подобравшись к конструкции на расстояние полета стрелы, Бунтаро вытащил из-за спины колчан, прицелился и поразил цель тремя стрелами, пущенными поочередно. Таким владением лука могли похвастаться лишь единичные стрелки в Японии, среди которых был Тода Бунтаро. Первый десяток самураев с меньшим изяществом повторил действия своего боевого командира. Вторые десять несли на спине тяжелые арбалеты с абордажными крючьями вместо стрел. К каждому крюку была прикреплена веревка. Вжик, и десять крючьев вылетели в сторону конструкции. Ал заметил, как три из них зацепились, остальные лишь погладили лодку и скрылись в воде.
Первый десяток Бунтаро кружил вокруг предполагаемой цели, то и дело стреляя в нее из своих легких луков.
– Они стреляют, чтобы прикрыть самураев с крючьями, – объяснял Ал Марико. – Крючья тяжелые, поэтому приходится подходить ближе.
Марико начала объяснять сказанное Алом Токугаве, но тот лишь отмахнулся от нее, что-то пробормотав в ответ.
– Господин Токугава просил передать вам, что он не тупица и сам прекрасно понимает, что к чему, извините, – передала она ответ даймё.
На берегу возникло ведро со смолой, которое притащил один из самураев. Третий десяток Бунтаро, до сих пор остающийся в резерве, вооружился горящими стрелами и, подлетев к макету корабля, расстрелял его.
Пламя сразу же взметнулось вверх. На берегу послышались голоса одобрения и рукоплескания. Наблюдающие за представлением издалека крестьяне также не скрывали своего возбуждения и восторга.
Любующиеся показательным боем самураи на берегу выкрикивали: «Да здравствует Токугава!», «Да здравствуют Касиги!»
Следующий десяток шел опять с абордажными крючьями, они зацепили горящую посудину и, под громкие крики зрителей, повалили ее в воду.
После чего над водой появились длинные, как на открытии олимпиады, знамена Токугавы и Ябу.
Снова крики радости.
Но это был еще не финал. После того как зрители налюбовались, как развеваются над водой красивые знамена, они увидели такие же в воздухе. Тахикиро и ее соколы взмыли в небо с развевающимися по ветру полотнищами знамен, затмив собой водную феерию.
Ал весело раскланялся. Бледный и пораженный до глубины души увиденным Хиромацу глядел теперь на зятя с плохо скрываемым восторгом.
Приняв скупые поздравления Токугавы и Ябу, Ал подошел к Хиромацу и, вежливо поклонившись, назвал себя.
В отличие от Токугавы, Хиромацу не имел опыта общения с иноземцами и не понимал, что с Алом лучше разговаривать короткими, рублеными фразами.
Ал жестом подозвал к себе Фудзико и, кивнув на нее, произнес составленную им по словарю и вызубренную фразу:
– Господин Усаги. Я счастлив, что имею возможность познакомиться с вами и просить вас об одолжении. Ваша внучка Фудзико моя наложница, но я хотел бы, чтобы она сделалась моей законной женой. Я самурай и хатамото, дадите ли вы мне такое разрешение или нет? В случае согласия, я буду считать вас своим вечным ондзином.
По лицу Хиромацу не пробежало даже тени волнения, хотя в душе он поблагодарил Будду за столь счастливое разрешение проблемы. Никогда прежде женщины из рода Усаги не были ничьими наложницами. Жена – это статус и уважение. Жена может быть только одна, а наложниц – сколько душа пожелает. Поэтому старый воин произнес внутри себя слова благодарности, сказав Алу, что обдумает его предложение. И, не теряя достоинства, отошел к Токугаве.
Ал поблагодарил Бунтаро и Оми, последний входил в отряд «Сокол» и считался правой рукой Тахикиро. Во время смотра он нес знамя Касиги.
Оказалось, что во время учебных маневров восемь из его «акул» низверглись-таки в воду, и трое расшиблись о прибрежные камни, причем один насмерть. В отряде «Сокол» была одна сломанная нога. Но в основном все обошлось более или менее сносно.
После обеда, устроенного в честь Токугавы, должен был состояться смотр мушкетного полка.
– Жарко. Вы не устали? – обратился Ал к скромно дожидающейся его Фудзико.
Другие дамы уже давно отправились на званый обед, но верная наложница осталась караулить своего непутевого мужа.
– Спасибо. Я в порядке. – Она потупилась. – Почему вы сказали деду, что хотите жениться на мне? Разве вам мало того, что я и так принадлежу вам?
– Мне достаточно. А вот… – Но он не сумел подобрать слов. – Завтра вам придется собрать меня в дорогу. Господин Токугава желает, чтобы мы выступили как можно скорее.
– Поняла. Все будет сделано. – Фудзико поклонилась Алу и, пропустив его перед собой, как это и было положено в отношениях между женщинами и мужчинами, пошла следом.