Потерянный рай

Мильтон Джон

От страха и восторга замирает.

Так уменьшились Духи, и чертог

Вмещает неисчетные рои

Просторно. Сохранив свой прежний рост,

На золотых престолах, в глубине,

Расселись тысячи полубогов -

Главнейших Серафических князей,

В конклаве тайном. После тишины

Недолгой был ко всем провозглашён

Призыв: Совет великий начался!

КНИГА ВТОРАЯ

Начинается совещание. Сатана вопрошает: не следует ли отважиться на новую битву для обретения

утраченного Неба? Одни — за войну, другие — против. Принимается третье предложение, высказанное ранее Сатаной: убедиться в истинности пророчества или предания Небесного касательно некоего мира и нового рода существ, сходных с Ангелами или мало чем уступающих им; этот мир и существа должны быть сотворены к этому времени. Собрание в недоумении: кого послать в столь трудную разведку?

Сатана, как верховный Вождь, решает предпринять сам и в одиночку рискованное странствие. Ему возглашают славу и рукоплещут. После завершения Совета все расходятся в разные стороны, и различным занятиям, сообразно наклонностям каждого, дабы Скоротать время до возвращения Сатаны. Последний пускается в путь и достигает врат Геенны, обнаруживает, что они замкнуты и охраняемы. Стражи врат отворяют их по его велению. Пред ним простирается необъятная пучина меж Адом и Небесами; с великими трудами он преодолевает её. Хаос, древний владыка этой пучины, указывает Сатане путь к желанному новосозданному миру. Наконец странник завидел вновь сотворённый мир.

На царском троне, затмевавшем блеск

Сокровищниц Индийских и Ормузских

И расточительных восточных стран,

Что осыпали варварских владык

Алмазами и перлами, сидел

Всех выше — Сатана; он вознесён

На пагубную эту высоту

Заслугами своими; вновь обрёл

Величие, воспрянув из глубин

Отчаянья; но ненасытный Дух,

Достигнутым гнушаясь, жаждет вновь

Сразиться с Небом; опыт позабыв

Печальный, дерзновенные мечты

Так возвещает: "— Божества Небес!

О Власти и Господства! Ни одна

Тюрьма не может мощь навек замкнуть

Бессмертную! Пусть мы побеждены,

Низвергнуты, и все же Небеса

Утраченными почитать не должно,

И силы вековечные, восстав

Из этой бездны, явятся вдвойне

Увенчанными славой и грозней,

Чем до паденья, твёрдость обретут,

Повторного разгрома не страшась.

По праву и закону Высших Сфер

Главенствуя, всеобщим утверждён

Избраньем, я отличьями в боях

И совещаньях трон мой заслужил.

Он бедствиями закреплён за мной,

Дарованный мне вами добровольно,

И незавидный. В Небе — высший ранг

С почётом высшим сопряжён; питать

К нему возможно зависть; но Вождю,

Чьё старшинство служить ему велит "

Щитом для вас и ставит в первый ряд

Противу Громовержца, наградив

Наигорчайшей долей вечных мук,

Кто позавидует? Где выгод нет

Желанных, там отсутствует раздор.

Никто не жаждет первенства в Аду,

Никто свои страданья не сочтёт

Столь малыми, чтоб добиваться больших

Из

честолюбья; потому союз

Теснее наш, согласие прочней,

Надёжней верность, чем на Небесах.

При этом перевесе мы вернём

Наследье наше. Именно в беде

Рассчитывать мы вправе на успех,

Нас в счастье обманувший. Но какой

Избрать нам путь? Открытую войну

Иль тайную? Вот основной вопрос.

Обдумавший ответ — пусть говорит!"

Едва он смолк, державный царь Молох

Поднялся; изо всех бунтовщиков

Сильнейший и свирепейший, сугубо

Взбешённый пораженьем. Он себя

Мнил силой богоравной и скорей

Согласен был бы не существовать,

Чем стать слабей. Надежду потеряв

На равенство, утратил с нею страх,

Геенну и Предвечного презрел

И нечто — хуже Ада, так воззвал:

"— Стою за бой открытый! Не хвалюсь

Коварством. Козни строить не мастак.

Вольно хитрить, когда охота есть

И время. Не до хитрецов сейчас;

Они, рассевшись, будут сеть плести

Уловок, а несметные ряды

Воинственных изгнанников Небес

Неужто прозябать обречены

В ярме постыдном, в вечной тьме тюрьмы

Тирана, царствующего затем,

Что мы бездействуем? Нет! Ополчась

Огнями Ада, яростью борьбы,

Неодолимо все проложим путь

К высоким башням Неба; обратим

В оружье грозное снаряды пыток:

Пусть на Его всесильный гром в ответ

Гремит Геенна! Против молний мы

На Ангелов Его извергнем смрад

И чёрный пламень с той же силой; Божий

Престол зальём чудовищным огнём

И серой Пекла — тем, что Он для нас

Назначил. Но, быть может, смелый план

Вам не в подъем и даже мысль страшна

О взлёте на такую крутизну

И штурме неприступных вражьих стен?

Но осознайте, ежели прошло

Оцепененье от снотворных вод,

Испитых вами в озере забвенья,

Что наша суть природная, состав

Эфирный нас влечёт в родную высь.

Паденье Ангельскому естеству

Несвойственно. Когда жестокий Враг

Висел над арьергардом наших войск

Разбитых и, глумясь, в пучину гнал,-

Кто не восчувствовал: как тяжело,

Как трудно опускали нас крыла

В провалы Хаоса; зато взлетим

Свободно. Вы боитесь? Если гнев

Могучего Противника опять

Мы вызовем и Он, ожесточась,

Измыслит средства, гибельней стократ,

Чтоб нас добить, — чего страшиться здесь,

В Геенне огненной? Что может быть

Прискорбней, чем, утратив благодать,

Терпеть мученья, в бездне пресмыкаться,

Где негасимый пламень вечно жжёт

Рабов безжалостного Палача,

Склоняющих угодливо хребты

Под пыткой, под карающим бичом?

А если Он замучит нас вконец,

Мы уничтожимся, исчезнем вовсе.

Чего тогда бояться? Почему

Мы жмёмся и Тирана разъярить

Колеблемся? Свирепо нашу плоть

Эфирную Он обратит в ничто;

Но разве, перестав существовать,

Мы счастливей не будем? Разве впрок