Потолок мира
Шрифт:
Полет советского стратостата это — не визгливый рекламный трюк, не головоломная погоня за рекордом, не спортивная прогулка в заоблачные края, не «рисковое» приключение. Это — шаг огромного научного значения, это — вылазка в неисследованные сферы. Это — выход на разведку в еще неведомые просторы. Это — серьезнейшим образом продуманное и превосходно подготовленное мероприятие по расширению познаваемого мира. И прав был неумолимый Гараканидзе, ответственный командир старта, не поднимавший флажка, несмотря на увещевания многих советчиков и горячих голов. А пока Гараканидзе не давал старта, стратостат не мог лететь. Власть Гараканидзе была «неограниченна на земле», она даже распространялась немножко в тропосферу. Но выше, в стратосфере, там командование должно было перейти к Прокофьеву, пилоту и командиру стратостата «СССР».
КОРАБЛЬ
Мы просиживали часы у готовой вот-вот покинуть землю гондолы. Она лежала в нашем будничном сознании на нашей будничной земле как чужеродное постороннее тело, требующее немедленного удаления. Она должна была лететь, чорт возьми! Но погода прижимала ее к земле. Задача уловить благоприятную погоду осложнялась еще тем, что нужно было выверить атмосферные условия не только на месте старта, но и во всем предполагаемом районе полета, а также на местах возможной посадки.
Мы лазали в гондолу, мы изучили ее до мелочей изнутри и снаружи.
Никогда еще деловая обстановка на заводе имени Менжинского, ударники которого построили гондолу стратостата, не нарушалась таким громадным количеством неделовых посетителей. Гондолу приезжали осматривать писатели и писательницы, врачи с мировыми именами, заслуженные артисты республики, члены правительства, никогда раньше на этом заводе не бывавшие. В фотоархивах у директора завода имени Менжинского, т. Марголина, сохранились интереснейшие фотографии этих исторических дней: из окна гондолы выглядывают самые неожиданные физиономии со стандартным, по-детски обрадованным и нелепым выражением на лице, начиная от… Карла Радека и кончая… известной японской киноактрисой. Недоверчиво вползая по шатающейся стремянке, посетитель, больно стукнувшись плечом об оболочку, падал внутрь гондолы. Там, некоторое время со священным уважением разглядывая умные приборы, он постепенно осваивался с обстановкой. Затем со счастливым и улыбающимся лицом выглядывал наружу, и тут-то фотограф его и снимал. И на всех этих фотографиях неизменно можно увидеть осунувшееся от бессонницы лицо т. Марголина, замученного телефонными звонками и посетителями.
Гондола стратостата «СССР» сделана из кольчуг-алюминия и заключена в теплонепроницаемую глянцевую обкладку. Под гондолой прикреплен амортизатор — хитрое сплетение ивовых прутьев. Стратостат покоится на этой упругой корзине, как чрезмерно большое яйцо, вылезшее из гнезда. Возвращаясь с полета, гондола ударяется о землю амортизатором. Он обречен заранее на слом. Но он же предохранит гондолу от сотрясения.
Такая конструкция амортизатора вполне оригинальна. До того как использовать ее, были разработаны и испытаны все существующие системы металлических и резиновых амортизаторов, лишь после чего конструкторы остановились на ивовых прутьях.
Гениальное почти всегда необычайно просто. Рассказывают, что конструкторы амортизатора окончательно решили испытать ивовые прутья после следующего незначительного обстоятельства.
В связи с развитием массового парашютизма деревенские ребятишки в подмосковных колхозах стали в этом году охотно играть в «парашют». Обычно для этой цели с моста или с обрыва на выдвинутом шесте ребятишки подвешивали доску, соединенную веревками с развернутой рогожей или куском брезента. Старт парашюту давался в тот момент, когда узлы, соединяющие парашют с шестом, развязывались или сами по себе ослабевали. Новоиспеченные парашютисты, «приземляясь», довольно больно обычно шлепались о землю самыми разнообразными частями тела. Зарегистрировано было даже несколько случаев вывихов и переломов.
Летом этого года один из строителей гондолы стратостата «СССР», проживая на даче, наблюдал, как маленький парашютист систематически сбрасывался с высокого судоходного моста, причем к «приземлялся» он всегда благополучно. Оболочкой парашюта служил кусок старого брезента, а гондолой — две бельевые корзинки, связанные друг с другом тыльной стороной. Наблюдая за этими фантастическими полетами, работник завода имени Менжинского обратил внимание на то, что бельевые корзины превосходно «пружинят» при самых резких соприкосновениях с землей. Говорят, что эти наблюдения и навели его на мысль об использовании ивовых прутьев для амортизатора гондолы.
Гондола давно уже была приведена в полную летную готовность, и мы могли часами дивиться легкой, компактной и остроумной оснастке ее. Гондола внутри и снаружи была обвешана десятками аппаратов. Для несведущего человека эти «цацки
Все внутри гондолы, все, что можно, обтянуто мягким войлоком из тонкой оленьей шерсти. Мягкий коврик и мягкие откидные стулья придавали некоторый комфорт этой маленькой летающей лаборатории. Впрочем, она уж не так мала. В дни ожидания старта в ней происходили заседания, с участием восьми «решающих голосов», не считая десятка «совещательных», которых она уже не могла вместить и которые, беря слово, должны были просовывать голову в гондолу через люк.
Большие, серьезные люди нашей страны приходили смотреть на гондолу первого советского стратостата. Они влезали, в кабину, заглядывали в нее через открытые люки. С затаенным волнением, подобно начитанным мальчикам, взирали они на этот сложный мир умных вещей, кажущийся нам таким знакомым по Уэльсу и Жюлю Верну, Эдгару По и Циолковскому, Жулавскому и Алексею Толстому…
Но большинство приборов стратостата было сконструировано нашими молодыми изобретателями и отличалось вполне оригинальной системой и конструкцией. Таковы, например, аппараты для взятия пробы воздуха на больших высотах. Они заключены в легкие алюминиевые решетчатые ящики. Пружины, целая система пружин поддерживают сочетания стеклянных трубочек и совершенно гарантируют при падении или ударе от поломки. Мы швыряли их на пол, ударяли с размаху об стенку, и все хрупкие детали прибора оставались невредимыми. Действие этого прибора изумляло своей остроумной простотой. При нажатии электрической кнопки, находящейся в гондоле стратостата, включается реле, и маленькая гирька, падая в ящичек, отбивает горлышко вакуумной (пустотной) трубки. Воздух засасывается внутрь сосуда. Но надо, чтобы воздух высот без примеси воздуха нижних слоев был доставлен на землю в научную лабораторию. И вот, нажимается вторая кнопка, и миниатюрная электрическая печка запаивает автоматически горлышко сосуда. Воздух высот изолирован в пробирке. Проба взята.
Условия полета в стратосфере требовали также полной изоляции внутреннего круглого мирка кабины от окружающего сверхразреженного ледяного пространства. Но в кабине сконцентрировано все управление стратостатом. И потребовалась большая сметка и изобретательность, чтобы вытянуть из герметически замкнутой гондолы выводы наружного управления. Все они были проведены через подвижную, но непроницаемую среду: это были ртутные затворы или сальники (масляные затворы).
Мудрый мир аппаратов величайшей точности и сложного действия, научный такелаж корабля занебесья окружал нас. Лежали поодаль антиподы по назначению: баллоны с водородом и балластные мешочки с дробью. В первых была сконденсирована подъемная сила, подспудное стремление вверх. В мешочках, как в переметной сумке богатыря Микулы Селяниновича, таилась тяга земная… В каждом мешочке было двенадцать килограммов мелкой бекасинной дроби. Больше двадцати таких мешочков привешивалось в полете под дно гондолы. Внутри гондолы, в полу ее было устроено управление балластом. Проворачивая рукоятку по кругу, можно было последовательно освобождаться от одного мешочка за другим. Рукоятка зацепляла за трос, трос выдергивал шпильку, на которой висел под гондолой мешочек, и мешочек падал. Но вряд ли приятно получить с высоты 17–18 километров двенадцати килограммный мешок на голову… И это тоже было предусмотрено. Мешочек не падал. Он опрокидывался, и мелкая дробь высыпалась на землю, развеваемая ветром и не причиняя вреда больше, чем самая мелкая градинка.