Потомки джиннов
Шрифт:
— Они называли меня дикаркой, — с горечью вспомнила я. «Разве убийство древних и демджи не большая дикость, чем стрельба по уткам?»
— Вот и хорошо, — кивнул султан, — пускай знают, что люди Мираджа умеют взять своё… даже если это всего лишь утка. — Я невольно ощутила прилив гордости. — Спрашиваешь, зачем ты здесь, Амани? Вот зачем! Во времена прежнего союза мне пришлось бы отдать тебя на смерть, а теперь… — Он взял кувшин, до которого я так и не решилась дотронуться. — Теперь ты моя желанная гостья!
— Вы их ненавидите… — не выдержала я, — а они ненавидят нас, только используют! Зачем
Султан глянул мрачно, и глаза Ахмеда на его лице вновь поразили меня. Затем вдруг усмехнулся, словно наблюдая за сметливым не по годам малышом:
— Сторонники моего мятежного сына говорят точно так же.
— Вы спрашивали меня о Пыль-Тропе… — поспешила я увести разговор подальше. — Я выросла в самом дальнем и глухом уголке пустыни и сама наблюдала, какие беды причинил союз с галанами. В городах ловили демджи и стреляли в голову, а у нас в посёлке люди надрывались на фабрике за жалкие гроши и едва не умирали с голоду, делая оружие для чужеземцев. В пустыне царили страх, голод, нищета…
— Сколько тебе лет, Амани?
— Семнадцать. — Я выпрямилась, стараясь казаться старше, и вновь застыла, вспомнив о краденых бумагах.
Под ножом султана хрустнула утиная косточка.
— Ты ещё даже не родилась, когда я занял трон своего отца, а кто постарше, уже не помнят. Тогда шла драка между галанами и альбами, а призом был Мирадж. Завладеть нашими песками стремились чуть ли не все страны мира, но в конце концов остались только эти старые соперники, которые вечно спорят из-за своих фальшивых религий…
Нож снова хрустнул, отделяя хрящи и сухожилия. Звук отразился от стеклянного купола неприятным эхом. Султан деловито полил нарезанное мясо апельсиновым соусом и продолжал:
— Мой отец был глуп и нерешителен, он считал, что мы в состоянии воевать, как в дедовские времена, и выстоять против двух армий разом. Даже командующий Хамад предупреждал против войны на два фронта… То есть тогда ещё тысячник Хамад, командующим его назначил уже я, когда оценил его советы. — Шазад говорила, что её отец презирает султана, но тогда, двадцать лет назад, он поддержал нынешнего правителя, нашего врага. — Отец не понимал, что уцелеть, не дать разорвать страну на части можно, лишь заключив союз с кем-то одним. Уступить хищнику, но на наших условиях. Брат, который выиграл султимские состязания, тоже не соглашался… но разве победы над одиннадцатью братьями в поединках на арене достаточно, чтобы решать судьбы страны?
«А как же Кадир?» Но перебивать я не стала. Теперь мне уже не хотелось уходить. В школе нам преподавали историю, но слышать о тех событиях от самого султана — совсем другое дело. Всё равно что узнать о первом смертном от Бахадура, который с другими джиннами создал его и отправил драться.
Султан оторвался от мяса и глянул на мою нетронутую тарелку.
— Так было надо, Амани, — спокойно проговорил он.
То есть принял сторону одного из сильных, чтобы они не поделили страну между собой? В ту кровавую ночь принц Оман, не доросший даже до султимских состязаний, привёл во дворец галанских солдат и убил своего отца, а с ним и братьев, которые стояли в очереди на трон. Стал султаном в обмен на союз с галанами — и оккупацию страны их войсками.
Он вновь принялся нарезать утку.
— Не сделай я этого двадцать лет назад, Мирадж, скорее всего, целиком оказался бы у них в руках. Галаны захватили уже не одну страну, и я не хотел, чтобы мы оказались следующими… Мир гораздо сложнее, чем кажется в семнадцать лет, Амани.
— Сколько вам тогда было лет?
«Наверное, ненамного больше, чем мне сейчас. Примерно как Ахмеду».
Он улыбнулся, прожёвывая мясо.
— Так мало, что я целых девятнадцать лет потом гадал, как выгнать чужеземцев из страны… И знаешь, в конце концов мне это почти удалось.
«Нуршем!» Моего брата-демджи султан хотел сделать страшным оружием и уничтожить оккупантов, не пожалев жизней соотечественников.
— Ещё немного, и я бы навсегда избавил Мирадж от галанов. — Он сделал большой глоток вина.
«Ещё немного… но вмешались мы. Спасли Фахали, спасли горожан и моего брата. А султан хотел спасти всю страну, пожертвовав ими ради общего блага».
— Ты ничего не ешь, — нахмурился он.
Мне было не до еды, но я всё же нацепила на вилку кусочек остывшего мяса. Апельсиновый соус превратился в густое приторное желе, приставшее к языку. Как и слова «вы были неправы», которые я не смогла бы выговорить. Будь на моём месте Шазад, она бы нашла что сказать, потому что разбиралась в истории и философии, получив образование у частных учителей, а не в покосившейся сельской школе на задворках пустыни. И всё же мы обе побывали в Сарамотае и видели, как борьбой за правое дело прикрывают жажду власти.
— Чтобы спасти страну, вам пришлось стать султаном, не будучи законным наследником. Очень удобно…
— Султимские состязания — традиция давно устаревшая. — Он аккуратно поставил бокал на стол. — Поединки между братьями и разгадывание загадок, чтобы отсеять дураков и трусов, хороши для кочевников в пустыне, борющихся с исчадиями Разрушительницы, но современные войны ведутся иначе. Сообразительность и мудрость, навыки и знания — не одно и то же. Султаны больше не скачут в бой с саблей в руке, вождю требуются иные качества.
— Тем не менее традицию вы сохранили… — Я подцепила ещё кусочек апельсина, стараясь не шуршать рукавом.
— И чем это для меня обернулось? — горько усмехнулся султан, придвигая блюдо ко мне поближе. Так усмехался Жинь. — Мятежный сын пытается скинуть меня с трона… А состязания устроить пришлось — народ должен был видеть, что хоть я и пришёл к власти… другим способом, но всё-таки чту обычаи. Так что всё не зря… — Он откинулся на спинку стула, наблюдая, как я ем. — В других странах с той же целью широко празднуют королевские свадьбы и рождение наследников, и этого хватает, но мираджийцев не купишь так легко. Они любят своих правителей, только если за власть дерутся насмерть. Вот я и устраиваю Ауранзеб, чтобы напомнить, как своими руками убил двенадцать братьев за одну ночь… — От его добродушного смеха я зябко поёжилась. — Тогда они скорее забудут, что в ту же ночь я пустил в страну ненавистного врага. Мирадж — жестокая страна, Амани… Ты сама живое подтверждение, как и эта утка. — Он тронул стрелу в утиной шее. — Я дал тебе в руки кинжал, и ты первым делом попыталась меня зарезать…
— Это потом уже, а сначала наоборот! — возразила я, и он снова хохотнул:
— Суровая пустыня, суровые люди. Пескам нужен сильный правитель…
«Сильнее Ахмеда», — вновь мелькнула мысль, но я с негодованием отбросила её. Сам же султан сказал: «Лидеру в наши дни требуются иные качества!» Доброта Ахмеда восполнит недостаток решительности. Как человек, он лучше большинства из нас!
Так добр, что мы с Шазад нисколько не колебались, прежде чем взять Далилу с собой в Сарамотай. Ослушались своего вождя, не боясь никаких наказаний.