Потому что я – отец
Шрифт:
На всякий случай не размахиваюсь, всё-таки точно неизвестно, кто передо мной, слегка маскирую удар. Кулак вылетает стремительно. Отец за такое похвалил бы еле заметным кивком лет пятнадцать назад – точно в основание подбородка. Плотный падает на спину, как мешок, набитый говном. Не останавливаюсь, иду на второго. Краем глаза фиксирую, как сверкают девичьи пятки. Полдела сделано. Надо выбраться отсюда. Высокий явно растерян, мечется. Инстинкт самосохранения против долга перед лежащим товарищем. Чую его страх – такое не скрыть. Им воняет от этого мудака, сжимающего кулачонки, а кровавое марево уже перед моими глазами. Теперь только первобытные рефлексы.
Он изображает корявую стойку, цепляясь за подсказки воспалённого боязнью мозга. Левша. Бью два коротких здоровой рукой. Первый в корпус, чтобы опустил руки, сняв защиту с лица – хороший в печень – и не
Поддатой шпане казалось, я в меньшинстве. Но я не один. В сжатых кулаках бушевала сила двух человек. И два сердца бешено качали бурлящую кровь по венам. Дрались двое на двое, исход был предрешён.
Домой шли взбудораженные. Я, как всегда после драки, обновлённый, сбросивший груз повседневности, испивший ярость, отрыгнувший сочными ударами. Малой под впечатлением. В основном восклицания и междометия. Его прорвало дома.
– Мама, наш папа – герой.
Жена наблюдательна, с первого взгляда поняла, что-то произошло. Но она никогда не спрашивает в лоб. Терпеливым ожиданием она способна выведать всё. Не могла не отметить разбитые кости на правом кулаке. Моё спокойное выражение лица не мешает ей без труда читать еле уловимые черты, сигнализирующие об очередной драке. Про сына, белого, как платье той девушки, я вообще молчу.
Пять минут уходят на уточнения. После короткого допроса тихим, но жестким голосом она предлагает мне уйти в другую комнату и закрывает за мной дверь. Это бессмысленно, потому что она тут же переходит на повышенный тон, и каждое её слово можно легко разобрать из любого уголка квартиры.
– Ты о чём думал?
– …
– Ты подвергал ребёнка опасности.
– …
– Они же могли изуродовать его!
– …
Я слушаю, глядя в окно. Не отвечаю. Она права. Потому что она мать, думает о выживании своего детёныша. Его жизнь – её жизнь. До меня долетают обрывки её фраз об ответственности, о том, что мне нельзя доверять. Она неотразима в злости. Гнев искажает образ обычного человека, превращая даже красоту в уродство. Она – необычная. Ярость высвечивает скрытые спокойствием черты её лица, позволяя открывать малоизведанные грани её внешности. Брови нахмурены, морщинки прорезались, выразительные глаза нацелены – её взгляд проникает вглубь меня и завораживает.
Не тороплюсь её разубеждать. Я рисковал, и риск с натяжкой можно назвать оправданным. Но по-другому я не мог, потому что я отец. Я не мог показать, как идут на поводу своего страха. Как оставляют человека в беде. Жизнь мужчины – это шаги по горлу сомнения или прозябание в его тисках. Отец и нужен для того, чтобы показать эту дилемму. Но только не на словах. И не в комфортных условиях.
Наконец она выдохлась. Крик сменили всхлипывания. Прикрывая лицо, она ушла в свою комнату. Я открыл бар, достал бутылку. Схватился за рюмку, но выпил из горлышка. Тут же второй без меры глоток. Нет, я не переживал, что подверг сына опасности, об этом я уже подумал и прожевал зачатки сожалений ещё до того, как мы вернулись домой. Я не расстраивался из-за конфликта с супругой и не жалел о своём молчании – время долгого разговора об ответственности и защите слабых ещё придёт. А о чём я говорить не буду, так это о том, что отец должен воспитать умение и готовность защитить мать. Любыми путями. Не задумываясь о средствах.
Бахнул гром. Зашумел ливень.
Всё-таки я оказался прав. Мог нанести лишь один удар. Только дома я ощутил, как разрывается правая рука от боли. Перелом не даёт покоя уже больше десяти лет, я смирился с этим.
Глотком из горлышка запил таблетку. Скоро отпустит. В достаточной мере, чтобы заснуть.
Сцена усыпана золотым конфетти. Развязка популярного танцевального шоу пощекотала нервы, из зрителей хлещут эмоции. Посреди праздничного хаоса победитель поднимает правый кулак вверх и с беспечной, широченной улыбкой окидывает взглядом толпу. Ему бы пошла копна волос, которой он гордился в детстве. Молодые ребята бреют голову, не понимая, что когда-нибудь будут ценить каждый волос. Триумфатор выглядит брутально, и, возможно, именно такая, агрессивная причёска лучше всего подходит настоящему чемпиону. Я не стыжусь слёз гордости и раскаяния.
«Посвящаю победу отцу.
Этот человек научил меня сражаться за мечту. Он сказал: „Если это так важно для тебя, докажи. Будь лучшим“. Ты видишь, пап? Я доказал. Без тех слов ничего бы не получилось.
Ты не ставил палки в колёса, а толкал меня вперёд. Когда мне хотелось всё бросить, я вспоминал твой злой взгляд и заставлял себя работать в два раза упорнее. Когда уставал, я шептал себе: „Докажу!“, когда пропадала надежда на успех, я кричал.
Ты всегда в меня верил, но не мог мне сказать это прямо. Ты считал, что сюсюканья только расслабляют и отвлекают от цели. Когда я ждал одобрения, ты оглушал меня своими нравоучениями. После наших ссор я тренировался до опустошения. Ты не поддерживал, когда я в этом нуждался, но дал мне злость, она полезнее. Ты прав. Я понял это только недавно.
Пусть останется тайной, чего я тебе желал в самые тяжёлые дни, но я очень хотел, чтобы однажды ты услышал слова, которые я говорю сейчас. Не сомневался, что выиграю, поэтому и пригласил тебя сюда.
Когда мы отсюда выйдем, ты скажешь: не надо ставить себя на пьедестал, пока победа не достигнута! Но и ты пойми, я кое-что хотел доказать нам обоим, значит, мелкие ставки неуместны. Сегодня я не мог проиграть. Потому что ты здесь. Мы здесь!
Конечно, я благодарен организаторам этого крутейшего проекта и тем, кто работал с нами, но поймите: если бы не отец, я бы сюда не пришёл. Несколько человек спрашивали, на что я потрачу призовые деньги. Это не так важно. Мой главный приз – возможность сказать эти слова отцу. Папа, всё это было не зря.
Когда-то я просто хотел танцевать. Зачем? Я не знал, только слушал своё сердце. Удовольствие – уже достаточный повод. Отец заставил взглянуть на всё по-другому. Это мое призвание, и я отстоял право посвятить себя танцам. Не приятное времяпровождения, а дело всей жизни. В моём сердце появилась решимость, а в теле – энергия. Он превратил меня в машину, которая не успокоится, пока не победит. Иногда это мешает творческой лёгкости, но я уже говорил – ставки высоки.
И, наконец, самое главное. Папа научил меня ещё кое-чему: никогда не останавливайся! Не прощаемся.
Спасибо всем за этот проект. И спасибо тебе, папа. Я доказал!»
Я встал ещё на середине речи, сидя невозможно слушать эти слова. По телу пробегала дрожь, ладони вспотели. Он действительно доказал. Правда, требуя доказать, я не благословлял его на успех. Тогда я устал спорить с ним и махнул рукой. Никогда не хотел, чтобы мой ребёнок, как скоморох, развлекал народ, наоборот, я видел его развлекающимся в первом ряду. Но раз это призвание, мне ничего не остаётся. Только принять этот выбор и следовать за ним.
Слева счастливая жена. Царица на троне. Приподнят подбородок, прямая спина, нога на ногу, величественная улыбка. Карие глаза светятся гордостью. Мне неловко, ведь о ней не сказано ни слова. Но ничто не омрачало её одухотворённое лицо, и это успокаивало.
Девушка была некрасивой.
Это не должно меня волновать, но в момент нашего знакомства очевидное наблюдение не отпускало. Особенно на фоне жены, которую природа наградила роскошной внешностью. Супруге это показалось недостаточным. Постоянные тренировки в зале, сбалансированное питание, сдержанный, но очень продуманный макияж, тщательно подобранная одежда – я привык любоваться ею.
Рядом с ней гостья казалась серой мышкой. Заурядное лицо, тысячи таких мелькают на улицах и тут же забываются такими же неприметными прохожими. Первое впечатление я отбросил быстро. За столом меня занимал и радовал только влюблённый взгляд, которым девушка встречала каждое слово своего симпатичного, мускулистого избранника. Вместе около года, видятся почти каждый день; достаточный срок, чтобы сбросить пелену детской, слепой влюблённости и перестать боготворить выдуманный образ. Но она смотрела на него пылко с лаской и нежностью, не отрываясь.
В этой сценке настоящая красота жизни. Без ретуши и лишних эффектов. Или, как все подписывают фотографии в социальных сетях, без фильтров.
Многим бы пожертвовал, чтобы моя жена смотрела на меня так же двадцать лет назад.
Сын долго прятал от нас спутницу, видимо, не надеялся на тепло нашего приёма.
Мы вчетвером на кухне. Тесно и душно. На столе изобилие – можно досыта накормить десять амбалов. Жена промолчала почти весь вечер. Её безмолвие придавало беседе налёт нервозности и напоминало о важности этого ужина. Это не усталость из-за готовки. А если точнее, не только готовка её утомила.