Потоп. Огнем и мечом. Книга 2
Шрифт:
Мнилось ему, будто это он въезжает в усадьбу невесты, которая примет его с блистающим от счастья взором и краской смущения на ланитах.
Чары развеялись. Едва только завидев его, она исчезла, точно злой дух явился перед ней, а вместо нее вышел навстречу мечник с лицом неспокойным и мрачным.
Кмициц поклонился.
– Давно уж хотел я, – начал он, – приехать к тебе с повинной головою, да время тревожное: как ни хотелось мне, не смог я сделать этого раньше.
– Премного тебе, пан, благодарен, прошу в покои, – ответил мечник, поглаживая чуб, что он делал обычно в замешательстве или нерешимости. И дал гостю дорогу, пропуская его
Кмициц чинился минуту, не хотел входить первым, оба они кланялись друг другу на пороге дома; наконец пан Анджей сделал шаг вперед, и оба они вошли в покой.
Там сидели два шляхтича: один, мужчина в цвете сил, был пан Довгирд из Племборга, ближайший сосед Биллевичей, другой – пан Худзинский, арендатор из Эйраголы. Кмициц заметил, что оба они изменились в лице, едва услышав его имя, и оба взъерошились, как псы, завидевшие волка; он бросил на них вызывающий взгляд и решил делать вид, что не замечает их.
Воцарилось тягостное молчание.
Пан Анджей кусал усы, начиная терять терпение, гости исподлобья на него поглядывали, а мечник все гладил свой чуб.
– Выпей, пан, с нами по чарочке убогого шляхетского меду, – сказал наконец он, показывая на сулейку и чары. – Прошу! Прошу!
– Выпью с тобою, милостивый пан! – жестко ответил Кмициц.
Довгирд и Худзинский засопели, сочтя это за выражение пренебрежения к своим особам; но в доме друга не пожелали сразу затевать ссору, да еще с забиякой, снискавшим страшную славу во всей Жмуди. Однако они были уязвлены этим пренебрежением.
Тем временем мечник хлопнул в ладоши и, когда явился слуга, велел подать четвертую чару, затем наполнил ее, поднес к губам свою и сказал:
– За твое здоровье! Рад видеть тебя в моем доме.
– Я был бы очень рад, когда бы так оно было!
– Гость – это гость… – нравоучительно промолвил мечник.
Через минуту, почувствовав, видно, что как хозяин он должен поддержать разговор, спросил:
– Что слышно в Кейданах? Как здоровье пана гетмана?
– Плохо, пан мечник, – ответил Кмициц, – да и трудно ждать, чтобы было лучше в столь тревожное время. Много у князя забот и огорчений.
– Надо думать! – уронил Худзинский.
Кмициц минуту поглядел на него, затем снова обратился к мечнику и продолжал:
– Князь, которому всемилостивейший король шведский посулил auxilia, хотел не мешкая двинуться на врага под Вильно и отомстить за еще не остывшее пепелище. Ты, верно, знаешь, груда развалин осталась нынче от Вильно. Семнадцать дней горел город. Рассказывают, одни только ямы подвалов чернеют, из которых все еще тянет гарью…
– Беда! – сказал мечник.
– Да, беда, и уж коли нельзя было отвратить ее, то надо покарать врагов и обратить в такое же пепелище их столицу. И час возмездия был бы уже близок, когда бы не смутьяны, которые, не веря самым достойным намерениям доблестного пана гетмана, окричали его изменником и вместо того, чтобы идти с ним на врага, оказывают ему вооруженное сопротивление. Не диво, что князь, коего Бог предназначил для великих свершений, стал слаб здоровьем, – видит он, что злоба людская все новые чинит ему impedimenta [64] , из-за которых может погибнуть все предприятие. Лучшие друзья обманули князя, те, на кого он больше всего надеялся, покинули его или предались врагам.
64
Препятствия,
– Сбылось над ним! – сурово произнес мечник.
– Тяжко страждет от этого князь, – продолжал Кмициц. – Я сам слышал, как он говорил: «Знаю, что и достойные люди худо обо мне думают, но почему же не приедут они в Кейданы, почему не скажут открыто в глаза, что они имеют против меня, почему не хотят меня выслушать?»
– Кого же это князь имеет в виду? – спросил мечник.
– В первую голову тебя, милостивый пан, ибо князь, особо тебя почитая, подозревает, однако, что и ты в стане его недругов…
Мечник стал поспешно гладить свою чуприну; поняв наконец, что разговор принимает неожиданный оборот, он хлопнул в ладоши.
В дверях показался слуга.
– Ты что, не видишь, что темнеет? Света! – крикнул мечник.
– Видит бог, – продолжал Кмициц, – сам я хотел приехать к тебе с повинной, но прибыл нынче по приказу князя, который и сам собрался бы в Биллевичи, да пора неподходящая…
– Слишком много чести! – сказал мечник.
– Не говори так, пан мечник, обыкновенное это дело, что соседи навещают друг друга, да нет у князя минуты свободной, вот он и сказал мне: «Прощенья попроси у Биллевича за то, что сам я не могу приехать, скажи, пусть приезжает ко мне со своей родичкой, да только немедля, потому не знаю я, где буду завтра или послезавтра». Вот и приехал я, пан, звать тебя в гости, очень рад, что вы с панной Александрой в добром здравии; я ее в дверях видел, когда приехал сюда, но только пропала она тотчас, как туман на лугу.
– Да, – подтвердил мечник, – я сам ее послал посмотреть, кто приехал.
– Жду ответа, пан мечник! – сказал Кмициц.
В эту минуту слуга внес светильник и поставил его на стол, и при свечах стало видно, какое растерянное у мечника лицо.
– Большая это честь для меня, – пробормотал он, – да… вот… сейчас не могу… Видишь, пан, гости у меня… Ты уж попроси у князя прощения…
– Ну, гости не помеха, – сказал Кмициц, – они князю уступят.
– У нас самих есть язык, сами можем за себя ответить! – вмешался в разговор Худзинский.
– Не станем ждать, покуда за нас решат дело! – прибавил Довгирд из Племборга.
– Вот видишь, пан мечник, – сказал Кмициц, делая вид, что принимает за чистую монету сердитые слова шляхтичей, – я знал, что они кавалеры политичные. А чтобы их не обидеть, прошу и их от имени князя в Кейданы.
– Слишком много чести! – ответили оба шляхтича. – У нас дела.
Кмициц бросил на них странный взгляд, а потом сказал холодно, точно обращаясь к кому-то постороннему:
– Когда князь просит, отказываться нельзя!
При этих словах шляхтичи вскочили со стульев.
– Стало быть, хочешь заставить? – спросил мечник.
– Пан мечник, – с живостью ответил Кмициц, – гости поедут, хотят они этого или не хотят, потому что мне так заблагорассудилось; но с тобою я не хочу прибегать к силе и покорнейше прошу исполнить волю князя. Я на службе и получил приказ привезти тебя; но пока не потеряю всякую надежду уговорить тебя, буду просить сделать это по доброй воле! И клянусь тебе, волос у тебя там с головы не упадет. Князь желает поговорить с тобою и желает, чтобы в это смутное время, когда даже мужики собираются в шайки и грабят с оружием в руках, ты поселился в Кейданах. Вот и весь разговор! Будут тебя там принимать как гостя и друга, даю тебе слово кавалера!