Потоп. Том 1
Шрифт:
Заглоба обнаруживал признаки все большего беспокойства.
— Неужто им не повезло?
— Ты, дядя, старый солдат, а говоришь такое! Да ведь если бы шведы их разбили, они бы толпою мимо нас отступали.
— Верно! Вижу, и твой ум кое на что годится.
— Слышишь, дядя, топот? Они не спешат. Посекли, верно, шведов.
— Ох, да наши ли это? Подъехать поближе, что ли?
С этими словами Заглоба спустил саблю на темляк, взял в руку пистолет и двинулся вперед. Вскоре он увидел впереди темную массу, которая медленно двигалась по дороге, в то же время до слуха его донесся шумный говор.
Впереди ехало несколько человек, ведя между собою громкий разговор, и вскоре Заглоба услышал знакомый голос пана Михала.
— Молодцы! — говорил Володыёвский. —
Заглоба дал шпоры коню.
— Ну, как вы там?! Ну, как вы там?! Я уж терпенье потерял, хотел в бой лететь… Не ранен ли кто?
— Все, слава богу, здоровы! — ответил пан Михал. — Но потеряли больше двадцати хороших солдат.
— А шведы?
— Положили мы их без числа.
— Потешил ты, верно, пан Михал, душу. Ну хорошо ли это было, оставлять меня, старика, тут на страже? Да я прямо рвался в драку, так хотелось мне отведать шведятины. Сырых бы ел, право!
— Можешь получить и жареных, их там десятка два испеклось в огне.
— Пусть их собаки едят. А пленников взяли?
— Ротмистра и семерых рейтар.
— Что же ты с ними думаешь делать?
— Я бы их повесить велел, ведь они как разбойники напали на деревню и резали людей. Но вот Ян говорит, что это не годится.
— А знаете, друзья мои, что мне тут за это время пришло в голову. Незачем вешать их, надо, напротив, поскорее отпустить в Биржи.
— Это почему же?
— Как солдата вы меня знаете, узнайте теперь, какой из меня державный муж. Давайте отпустим шведов, но не станем им говорить, кто мы такие. Нет, давайте скажем им, что мы люди Радзивилла, что изрубили их отряд по приказу гетмана и будем и впредь рубить все отряды, какие встретятся нам по дороге, ибо гетман только хитрит, притворяется, будто перешел на их сторону. Шведы там за голову схватятся, и мы очень подорвем их веру в гетмана. Да пусть у меня конский хвост отрастет, коли эта мысль не стоит побольше вашей победы. Вы себе то заметьте, что мы и шведам навредим и Радзивиллу. Кейданы далеко от Бирж, а Радзивилл еще дальше от Понтуса. Пока они друг с другом столкуются, что да как, так ведь между ними до драки может дойти! Мы поссорим изменника с врагами, напавшими на нас, а кто выиграет от этого, если не Речь Посполитая?
— Побей меня бог, добрый совет, и, наверно, стоит победы! — воскликнул Станкевич.
— Ты, пан, прямой канцлер по уму! — прибавил Мирский. — Расстроятся от этого их ряды, ох, как расстроятся.
— Так и сделаем, — решил пан Михал. — Завтра же я отпущу шведов, а сегодня знать ничего не хочу, страх как я вымахался. Пекло там на дороге, прямо как в печи. Уф, совсем у меня руки занемели. Да и офицер сегодня не может уехать, я его по лицу полоснул.
— Только по-каковски мы им все это скажем? Что ты, отец, посоветуешь? — спросил Ян Скшетуский.
— Я и об этом подумал, — ответил Заглоба. — Ковальский мне говорил, что у него есть два пруссака-драгуна, которые здорово по-немецки лопочут, ну и парни бойкие. Пусть они шведам по-немецки скажут, ну а по-немецки шведы, наверно, умеют, столько-то лет провоевавши в Германии. Ковальский уже наш душой и телом. Хороший парень, и мне от него будет большая корысть.
— Вот и прекрасно! — сказал Володыёвский. — Вы уж будьте так добры, займитесь кто-нибудь этим делом, а то я от усталости и голос потерял. Я уже сказал солдатам, что в этом березнике мы останемся до утра. Поесть принесут нам из деревни, а теперь спать! За стражей мой поручик последит. Право, я уж и вас не вижу, совсем глаза слипаются…
— Тут стог недалеко за березником, — сказал Заглоба, — пойдемте все туда, да и соснем на стогу, как сурки, до утра, а утром в путь… Больше мы сюда не воротимся, разве только с паном Сапегой Радзивилла бить.
ГЛАВА XIX
Так, в одно время с нашествием на Речь Посполитую двух врагов и все более ожесточенной войной на Украине, началась смута в Литве, переполнившая чашу бедствий.
Регулярное литовское войско, и без того настолько немногочисленное, что оно не могло дать отпор ни одному из врагов по отдельности, разделилось на два стана. Одни, главным образом роты иноземцев, остались с Радзивиллом, другие, которых было большинство, объявили гетмана изменником и с оружием в руках выступили против унии с Швецией; но не было у них ни единства, ни вождя, ни обдуманного замысла. Вождем мог бы стать воевода витебский, но он в это время стойко оборонял Быхов и вел отчаянную борьбу с врагом в глубине края и не мог поэтому сразу возглавить движение против Радзивилла.
Тем временем оба врага, вторгшихся в страну, стали слать друг к другу грозные посольства, ибо каждый из них почитал всю страну своим безраздельным владением. Их распря в будущем могла бы принести Речи Посполитой спасение: но захватчики не успели перейти к враждебным действиям друг против друга, как во всей Литве воцарился ужасающий хаос. Радзивилл, обманувшийся в своих надеждах на войско, принял решение силой принудить его к повиновению.
Когда Володыёвский после клеванского боя прибыл со своим отрядом в Поневеж, до него дошла весть о том, что гетман уничтожил хоругви Мирского и Станкевича. Часть их была принудительно влита в радзивилловское войско, часть истреблена или рассеяна. Остатки хоругвей скитались по одиночке или кучками по деревням и лесам, укрываясь от возмездия и погони.
С каждым днем все больше беглецов прибывало в отряд пана Михала, увеличивая его силу и принося в то же время все новые и новые вести.
Самой важной из них была весть о бунте регулярных хоругвей, стоявших на Подляшье, под Белостоком и Тыкоцином. После занятия Вильно московскими войсками [197] эти хоругви должны были охранять подступы к Коронной Польше. Узнав, однако, об измене гетмана, они составили конфедерацию, во главе которой встали два полковника: Гороткевич и Якуб Кмициц, двоюродный брат самого верного приспешника Радзивилла, Анджея.
197
Русские войска вступили в Вильно 8 августа 1655 года.
Конфедерация — союз, заключаемый шляхтой для достижения какой-либо политической цели. По мере упадка центральной власти, особенно когда применение «либерум вето» стало приводить к частому срыву сеймов, возросла роль конфедераций, во время которых решения принимались большинством голосов и «либерум вето» не применялось. Конфедерации образовывались («завязывались») либо с согласия и при участии короля, либо самостоятельно, иногда они были направлены против короля, в этом случае конфедерация называлась рокошем (см. прим. к Гл. XII) Обычно конфедерации назывались по месту подписания акта конфедерации; далее в романе упоминается Тышовецкая конфедерация, образованная для борьбы со шведскими захватчиками в конце 1655 года в Тышовцах.
Имя Анджея со страхом повторяли солдаты. Он был главным виновником разгрома хоругвей Мирского и Станкевича, он беспощадно расстреливал схваченных хорунжих. Гетман слепо ему доверял и в самое последнее время послал его против хоругви Невяровского, которая не пошла за своим полковником и отказалась повиноваться.
Эту последнюю новость Володыёвский выслушал с особым вниманием.
— А что вы скажете, — обратился он затем к вызванным на совет товарищам, — если мы пойдем не под Быхов, к витебскому воеводе, а на Подляшье, к хоругвям, которые объявили конфедерацию?
— На языке у меня были эти слова! — воскликнул Заглоба. — К родной стороне будем поближе, а дома и стены помогают.
— Беглецы слыхали, — сказал Ян Скшетуский, — будто милостивый наш король повелел некоторым хоругвям воротиться с Украины и дать отпор шведам на Висле. Коли это правда, так чем мыкаться здесь, лучше нам пойти к старым друзьям.
— А не знаете, кто должен принять начальство над этими хоругвями?
— Говорят будто коронный обозный, — ответил Володыёвский, — но это все одни догадки, толком никто не знает, верные вести сюда еще не могли дойти.