Потрошитель
Шрифт:
Август 1888
Как много может измениться за год…
Эта фраза прицепилась ко мне во время какого-то разговора; теперь она вертится в моей голове и грохочет, как колеса по булыжной мостовой, как осколки моей прежней жизни.
Та история произошла в тяжелый, но очень важный для меня год, когда передо мной одна за другой открывались многочисленные возможности. Встретить любовь всей жизни. Завести детей. Умереть. Как будто с вершины холма я разглядывал дороги, по которым можно пойти в поисках своего счастья. У меня была подсказка, но я выбрал неверный путь.
В тот год со мной что-то произошло. Даже двадцать лет назад, когда мой мир словно перевернулся вверх тормашками, хоть какая-то надежда на спасение
Тогда я уже целый год как обосновался в Англии. Страна эта настолько пропитана историей, что на этих землях даже сама вечность, на которую я обречен, не кажется такой мучительно бесконечной. Мир вокруг меня изменился, но сам я оставался прежним. Внешне я был таким же, как в тот год, когда стал вампиром. И те же мысли терзали меня — о Катрине и Дамоне, о смерти и разрушении. Казалось, я никогда не смогу стереть все это из своей памяти. Время неумолимо мчалось вперед, а я оставался тем же — демоном, отчаянно жаждущим спасения души.
Останься я человеком, как прежде, мне сейчас неплохо бы жилось. Я был бы женатым мужчиной средних лет. У меня были бы дети, даже, наверное, сын, которому я бы готовился передать семейное дело.
Все это действительно было возможно до тех пор, пока семейным делом рода Сальваторе не стало убийство.
С этим наследством я и пытался жить последние двадцать лет. В надежде, что смогу исправить содеянное мною, искупить пролитую кровь тем, что моя вечность будет наполнена только добрыми делами.
Иногда казалось, что-то получается.
В Англии мне понравилось. Здесь я жил честно. Настолько, насколько это вообще было возможно для человека с таким ужасным прошлым, как мое.
Я больше не чувствовал вины за то, что мне приходится питаться кровью лесных зверей. Ведь я все-таки вампир. Но я не был чудовищем. Уже нет.
К счастью, время ко мне не так безжалостно, как к человеку, и я не жду, затаив дыхание, что готовит мне завтра. Я могу лишь уповать на то, что с каждым годом боль и разрушения юности будут все больше отдаляться от меня. И душа моя сможет избежать новой боли. Тогда я бы и мог и дальше меняться к лучшему. И это стало бы моим спасением.
1
Солнце покрыло рваным пятнистым ковром огромную кухню поместья Эбботов, где я работал смотрителем. Разглядывая через широкие окна зеленеющие вокруг дома холмы, я не смог сдержать довольного вздоха. Хотя за уборку в доме отвечала мисс Дакворт, известная своей дотошностью и преданностью семье экономка, я не без удовольствия обнаружил, что в лучах света кружатся крохотные частички пыльцы. Вся эта домашняя уютная обстановка невольно напомнила мне Веритас, наше родовое поместье в Виргинии. Те дни, когда пыльца магнолиевых деревьев залетала в окна и покрывала всю комнату, как будто тонким слоем пыли.
— Передай мне, пожалуйста, нож, Стефан, — кокетливо стрельнув в меня глазками, обратилась ко мне одна из горничных, Дейзи. Девушка была из местных, и мисс Дакворт наняла ее сегодня помочь на кухне. Эта невысокая шатенка с кудрявыми волосами и чуть вздернутым носиком, сплошь усеянным веснушками, напоминала мне Амелию Хоук, одну из моих подруг детства в Мистик-Фоллз. Я вдруг подумал, что у самой-то Амелии теперь наверняка уже есть собственные дети возраста Дейзи.
— Кане-е-ешно, Де-э-эйзи, дарага-а-а-ая, — я глубоко поклонился, намеренно растягивая гласные и чуть гнусавя. Дейзи всегда поддразнивала меня за мой южноамериканский акцент, и я даже получал удовольствие от этих наших веселых пикировок. Все это было так легко и невинно. Эта беззаботная болтовня словно напоминала мне о том, что сказанное не всегда несет в себе скрытый смысл.
Я достал из буфета нож и передал его Дейзи, она выхватила из большой деревянной миски огурец, пристроила его поудобнее на столе и приготовилась резать. От напряжения она даже прикусила губу.
— Ай! — взвизгнула девушка, отдернув руку от огурца и прижав палец к губам. Она обернулась ко мне, и я увидел, что из ранки сочится кровь.
Я тут же ощутил, как клыки мои начинают пробиваться сквозь десны. Испуганно сглотнув, я отступил от Дейзи, всеми силами пытаясь остановить превращение, пока у меня еще был хоть какой-то шанс.
— Стефан, помоги
Но я в ужасе отшатнулся от нее. Едва запах крови достиг моего носа и проник в мозг, я тут же начал представлять сладкий вкус этой жидкости на моем языке.
Стараясь не смотреть на Дейзи, я протянул ей носовой платок. Я зажмурился, но металлический аромат свежей крови от этого только усилился.
— Вот, возьми! — резко сказал я и трясущейся рукой сунул платок Дейзи. Но она не взяла его, и мне пришлось открыть сначала один глаз, а затем — другой. Да, девушка по-прежнему стояла, протянув ко мне руки, но что-то в ней изменилось. Я моргнул. Нет, это не было игрой моего воображения. Коричневые с сероватым, мышиным налетом волосы на моих глазах превращались в огненно-рыжие, густого медного оттенка. Круглые щечки словно таяли, лицо вытягивалось, и лишь бледная россыпь веснушек проступала вокруг переносицы. Мгновение, и Дейзи исчезла, и вот уже передо мной стояла совсем другая девушка.
— Келли? — Вместо голоса из моего горла вырвался какой-то сдавленный хрип. Я схватился за деревянную столешницу, чтобы не упасть. Передо мной была Келли Галлахер — пылкая, импульсивная, неистовая в своей преданности Келли, погибшая от руки Дамона. Тысячи разных мыслей вихрем закрутились в моей голове. Что, если она на самом деле не умерла? Может, она каким-то образом перебралась в Англию, чтобы начать жизнь заново? Конечно, теперь это уже не имело смысла, но вот она стояла прямо передо мной, такая же прекрасная, как раньше.
— Стефан… — прошептала она, наклонив ко мне голову.
— Келли! — улыбнулся я в ответ, а клыки мои начали исчезать. Сердце бешено застучало у меня в груди, и, словно тени прошлого, в моей душе стали снова оживать человеческие чувства, которые Келли когда-то помогла мне вспомнить. Я рванулся к ней, рука моя коснулась ее плеча, я вдохнул исходившие от ее кожи ароматы молодых яблок и свежескошенного сена. Но стоило мне на мгновение снова закрыть глаза, чтобы представить перед своим мысленным взором весь ее образ, как тут же что-то снова изменилось. Когда я открыл глаза, губы девушки раздвинулись в зловещей улыбке, зубы засверкали неестественной белизной, а глаза налились кровью. В воздухе запахло имбирем и лимоном.
Я в ужасе снова зажмурился. Страх ледяной струей потек по моим жилам. Неужели это…
Да, это была она. Катрина. Единственная на свете женщина, которую я любил по-настоящему. Вампирша, которая украла мое сердце только для того, чтобы заполучить мою душу.
— Оставь меня в покое! — обреченно воскликнул я и рванулся назад так резко, что нога моя зацепилась за ножку стола. С трудом, но я устоял. Я знал, что мне надо немедленно бежать отсюда. Бежать от нее. Она — это зло. Она уничтожила меня, разрушила мою жизнь. И все-таки она была так прекрасна. Озорная улыбка сверкнула на ее лице.
— Ну зачем же так… Здравствуй, Стефан, — проворковала она, придвигаясь ко мне. — Я тебя напугала? У тебя такой вид, словно ты углядел привидение!
— Ты же умерла, — яростно прошипел я, все еще не в силах поверить, что она стоит предо мной.
Она засмеялась, и смех ее окутывал теплом, как глоток виски ледяной зимней ночью.
— Мертва, как и всегда, разве нет? И по-прежнему рада тебя видеть. Выглядишь хорошо, — увещевала меня Катрина, — только какой-то слишком бледный.
— Как ты сюда попала? — наконец смог выдавить я. Ведь я точно знал, что ее тело сожгли, а прах закопали у церкви в Виргинии, и нас отделял от этого места целый океан. Но несомненно было и другое: она стояла передо мной здесь и сейчас, в кухне у Эбботов.
— Мне нужно было видеть тебя. — Катрина прикусила нижнюю губку своими идеально белыми зубами. — Мне очень-очень жаль, Стефан. В прошлом мы столько раз ссорились понапрасну. Я ведь так ни разу тебе ничего и не объяснила, не рассказала — ни про свою жизнь, ни про свою истинную натуру. Как ты думаешь, ты мог бы когда-нибудь простить меня?
Я обнаружил, что киваю, несмотря на переполнявшую меня ненависть к этой женщине, к тому, что она сделала со мной. Я понимал, что мне надо немедленно спасаться, бежать, но не в силах был отвести взгляд от ее огромных глаз. Но это не было обычным гипнозом вампиров. Не Катерина вынудила меня повиноваться ей. Все было гораздо хуже. Меня заставляла подчиняться любовь. Я осторожно протянул к Катрине руку и позволил пальцам коснуться ее кожи. Она была гладкой, как шелк, и меня тут же охватило сильнейшее желание трогать ее снова и снова.