Потрясающая красота
Шрифт:
– Это что еще такое? Вижу, без Тома тут не обошлось. Нутром чувствую. Он, конечно, хочет, чтобы ты целиком и полностью принадлежала только ему. Ревнует тебя. Он не понимает, как, кстати, и ты тоже, что значит достичь вершин карьеры, да еще и удержаться там. Нельзя только разлеживаться на кровати, трахаться, без конца таращиться в телевизор или сидеть, уткнувшись носом в книжки. Тебе нужно светиться, Мел. Не знаю, где ты собиралась провести эти несколько недель, но теперь тебе придется все отменить. Когда я решу, что тебе нужно уехать, я об этом скажу. Все у тебя в порядке, вставай сейчас же и прекрати кукситься из-за своей лодыжки. Ведь это в конце концов всего лишь трещинка. И прошло уже почти четыре месяца. Шевелись, Мел! Я позвоню в «Тин Вог» и снова договорюсь об интервью.
– Слышу, – тихо ответила она, – Жаль, что ты так близко к сердцу это приняла. Но мне это нужно. – Она набрала в грудь побольше воздуха и выпалила: – Я уезжаю в Мексику и вернусь только после дня благодарения! Улетаю в понедельник, – скрепя сердце сказала Мелани.
Скандал разразился невиданный, хотя стычки у них случались и раньше, особенно в тех случаях, когда Мелани делала робкие попытки принять самостоятельное решение.
– Ты рехнулась! У тебя время до последней минуты расписано, контрактов на миллион. Никуда ты не поедешь без моего разрешения! Даже не смей говорить, для чего ты едешь. И не будем забывать, кто помог тебе добиться славы.
Эти слова матери стали последней каплей. Они больно ударили Мелани. В первый раз она так упрямо отстаивала свои права. Хотелось заползти под одеяло и заплакать, но она не сделала этого. Она твердо стояла на своем, зная, что не должна уступать, что ничего плохого в ее намерениях нет.
Нельзя допустить, чтобы мать посеяла в ее душе чувство вины за желание отдохнуть от работы.
– Я расторгла все контракты, мама, – призналась Мелани.
– Кто?
– Я. – Мелани не хотела навлекать беду на головы агента и менеджера, а потому все взяла на себя, тем более что они действовали по ее просьбе. – Мне необходимо уехать. Жаль, что тебя это так расстраивает, но для меня это важно.
– Кто с тобой едет? – Дженет все еще пыталась найти виноватого, того, кто украл у нее власть над дочерью. Хотя на самом деле это сделало время. Мелани наконец выросла и сама захотела распоряжаться собственной жизнью. Она долго к этому шла. И любовь Тома, возможно, ей помогла.
– Никто. Я одна. Собираюсь работать в католической миссии, где заботятся о детях. Хочу этим заниматься. Когда вернусь, обещаю, буду работать как лошадь. Но пока позволь мне уехать и не сходи с ума.
– Я с ума не схожу! Это ты сходишь с ума! – закричала Дженет. Мелани за все время разговора ни разу не повысила голоса. – Хорошо, если уж тебе так неймется, можешь несколько дней там поработать, а мы привлечем к этому внимание прессы, – с зародившейся надеждой предложила она, – но жить в Мексике три месяца ты не можешь. Мелани, Господи Боже мой, о чем ты только думала? – И тут ее осенило. – Слушай, а не эта ли, случайно, монахиня-коротышка из Сан-Франциско тебя надоумила? Я тогда сразу сообразила, что эта тихоня так и норовит исподтишка напакостить. Держись от нее подальше, Мелани. Теперь она, наверное, мечтает затащить тебя в монастырь. Скажи ей, что пусть она на это не рассчитывает, то только через мой труп!
При упоминании о Мэгги, пусть даже сделанном в грубых выражениях, Мелани улыбнулась:
– Нет, я здесь встречалась с одним священником. – Она не стала говорить, что нашла его через Мэгги. – Он возглавляет ту миссию в Мексике. Мне хочется туда съездить, отрешиться от всего. Потом я вернусь и буду работать, сколько скажешь. Обещаю.
– Тебя послушать, так впору решить, будто я на тебе воду вожу, – сказала мать и разразилась рыданиями. Она села на кровать рядом с дочерью, и Мелани обняла ее.
– Я люблю тебя, мама. И благодарна тебе за все, что ты для меня сделала. Просто мне сейчас этого мало.
– Это все землетрясение, – проговорила Дженет, захлебываясь слезами. – У тебя посттравматический стресс. Господи, какую историю можно было бы напечатать в «Пипл»!
При этих словах Мелани не удержалась от смеха. Мать представляла карикатуру на саму себя. Она, по сути, была неплохой женщиной, но постоянно ломала голову над тем, как сделать Мелани еще более популярной и любимой публикой. Мелани и так уже получила почти все, что хотела, но мать никак не успокаивалась, продолжая вмешиваться в жизнь дочери.
– Мама, тебе тоже стоит куда-нибудь съездить. Ну в какой-нибудь спа, например. А может, в Лондон с друзьями или в Париж. Нельзя все время думать только обо мне. Это ненормально и не нужно ни для тебя, ни для меня.
– Я ведь тебя люблю, – всхлипывала Дженет. – Ты даже не знаешь, чем я ради тебя пожертвовала. Я бы могла сделать карьеру, но я бросила ее к твоим ногам… Я всегда делала только то, что будет лучше для тебя. – Это было началом приблизительно двухчасового монолога, который Мелани слышала множество раз, а сейчас попыталась пресечь.
– Знаю, мама. Я тебя тоже люблю. Только позволь мне сделать это. А уж потом я буду послушной, обещаю. Но ты должна все же позволить мне самой решать свои проблемы. Я уже не ребенок. Мне двадцать лет.
– Ты самый настоящий ребенок! – запальчиво ответила Дженет, почуяв смертельную опасность.
– Я взрослая! – твердо заявила Мелани.
Следующие несколько дней от Дженет можно было слышать только рыдания, жалобы и обвинения в адрес дочери. Она то горевала, то гневалась. Впервые Дженет почувствовала, что теряет власть над дочерью, и это повергло ее в панику. Она даже пыталась заставить Тома отговорить Мелани от ее планов, но тот дипломатично заявил, что, по его мнению, поездка Мелани пойдет лишь на пользу и что ее намерения в высшей степени благородны, тем самым еще больше разозлив Дженет. Эти несколько дней стали кошмаром, и Мелани дождаться не могла понедельника, когда сможет уехать. Выходные они с Томом провели у нее, а последнюю ночь – у Тома, лишь бы освободиться от матери. Мелани вернулась домой только в три часа ночи, чтобы хоть немножко поспать перед отъездом. Ей предстояло на следующий день в десять часов утра ехать в аэропорт. Том отпросился с работы, чтобы отвезти ее на своей машине. Ехать в длинном белом лимузине, который привлекал всеобщее внимание, Мелани не хотелось. Хотя мать обязательно бы на этом настояла. Наверное, созвала бы всех журналистов и дала интервью. Правда, такая возможность еще не исключалась. Сцена прощания с матерью напоминала плохую «мыльную оперу». Мать прижимала ее к груди, захлебываясь рыданиями, говорила, что когда Мелани вернется, наверное, уже не застанет ее в живых: ее стали мучить боли в сердце. Но Мелани заверила, что все будет в порядке, пообещала часто звонить. Оставив все телефонные номера, с рюкзаком и сумкой она выбежала за дверь и прыгнула к Тому в машину. Рюкзак и сумка были ее единственной поклажей. Мелани бежала из дома, как из тюрьмы.
– Поехали! – крикнула она. – Быстрей! Быстрей! А то она сейчас выбежит и бросится под колеса машины.
Том тронулся с места, и перед первым светофором оба расхохотались. Они казались себе преступниками, в спешке покидающими место преступления, как, в сущности, и было. Мелани чувствовала себя на седьмом небе от счастья и уже предвкушала, как приедет в Мексику и будет там работать.
В аэропорту Том поцеловал ее на прощание, и она пообещала ему позвонить, как только доберется до места. Том собирался через две-три недели прилететь к Мелани. А пока она знала, что ее ждет новая жизнь. Трехмесячный отпуск в Мексике был как раз тем, в чем она нуждалась больше всего.
В самолете, как раз перед тем как закрыли люк, она решила позвонить матери. Мелани настояла на своем и знала, что Дженет сейчас нелегко. Она переживала самую настоящую трагедию. Утрата власти над Мелани приводила ее в ужас, и Мелани стало жаль мать.
Дженет уныло ответила на звонок. Услышав голос дочери, она заметно воодушевилась.
– Ты передумала? – спросила она с надеждой в голосе, и Мелани улыбнулась:
– Нет. Я в самолете. Просто хотела послать тебе поцелуй. Позвоню из Мексики, как только смогу.