Потрясение грани
Шрифт:
– Антон, а давай мы сами нападём на базу Элиотов, – запивая пивом очередной кусок рыбы прорычал Тимуар.
Я чуть не подавился.
– Что-о-о?
– А, что? Если внезапно, то можно устроить большой переполох, – пробасил Шумар.
– Мы тут прикинули, и, вероятность успеха, довольно велика, – задумчиво проговорил Ларак.
Откашлявшись, я залпом выдул полкувшина пива и уставился на ребят, не зная ругать их за безрассудство, или хвалить за храбрость. И смех, и грех, честное слово.
– Ну, братцы, вы меня позабавили. Да, где ж это видано, чтобы на лёгком шеме атаковать базу? Это
Недовольно поджав губы и насупившись, «вояки» доели рыбу и выбрались из-за стола, а я, посмеиваясь, вышел следом за ними.
На ночёвку мы устроились в гостевых апартаментах городского храма, тех самых небольших глинобитных пристройках, прилепившихся к восточной стене. Закрыв циновками проёмы окон и двери, я завалился на набитый пальмовым волокном плетёный из тростника тюфяк, и моментально заснул без снов и сновидений.
Разбудило меня на рассвете пение петухов, и, очнувшись, я долго не мог сообразить, где нахожусь. По своей многолетней привычке я быстро встал, и тут же расстроился, вспомнив, что здесь серьёзные проблемы с водой, и душ отменяется до лучших времён. Разглядев в углу широкую посудину для умывания, я заглянул в неё и не решился использовать по назначению. Осторожно пробравшись к выходу мимо спящих ребят, я откинул циновку и вышел во двор. Местный туалет мало чем отличался от любого деревенского, но вместо очка здесь были две толстые жердины, на одну, свесив зад, садишься, за другую держишься, а, вместо бумаги, извините, корзина с мягкой травой.
Колодец я отыскал в полусотне метров на площади. Возле аккуратно сложенного каменного кольца командовал смотритель воды, чтобы кто ни попадя не совался в священный источник жизни. Воду он доставал большой деревянной бадьёй и поочерёдно разливал в два жёлоба. Направо для животных, налево для людей. В ранний час площадь пустовала, и я позволил себе кощунство умыться в проточной воде, показав смотрителю знак Энки. Он поморщился, но перечить не стал.
Посвежевший и бодрый я кружным путём направился обратно в ночлежку, наблюдая по дороге утреннюю жизнь древнего города.
Местные жители явно не страдали от избытка одежды. Набедренные повязки, а также плетённые из соломы наплечники и головные уборы укрывали их загорелые до цвета шоколада тела. Немногие имели кожаные сандалии, шляпы и короткие накидки. Я понимал, что это рабочий люд, и никакой роскоши в их одежде не могло быть по определению. Наверняка за стенами храма и в богатых кварталах картина была иной.
На другой стороне площади я заметил движение и подошёл. Не смотря на раннее утро, здесь уже во всю кипела работа. Я смотрел на неизвестную сторону жизни древнего мира и искренне жалел о том, что этого не видит Елена.
У городской стены под пальмовым навесом работал гончар, медленно вращая массивный каменный круг с глиняной заготовкой. Покосившись на меня, он что-то проворчал, плюнул в сторону и быстрее заработал ногами.
Две полуголые прачки, стоя на коленях, шмыгали на ровном камне какое-то тряпьё. Я присел неподалёку, глядя на их работу, а они, хихикая, как ни в чём ни бывало, продолжали стирать. Одна из них побойчее явно взялась кокетничать, томно улыбнувшись, поднялась, отошла к столбу и без тени смущения широко расставив ноги, стоя, шумно помочилась. Крякнув, я покрутил головой и направился дальше.
Пройдя мимо птичника, в котором в двух загонах кудахтали пёстрые куры, я увидел двор с большой хлебной печью с круглым дымящимся отверстием спереди. Один из пекарей подбрасывал в топку поломанные сучья, а другой рядом месил ногами тесто в выдолбленном в известняковой глыбе углублении. Меня это настолько поразило, что я не мог пройти мимо этого зрелища, и только окрик истопника, угрожающе поднявшего большую корявую палку, заставил меня ретироваться.
В городе жизнь шла своим чередом, и мне в ней места не было. Насколько я понял, зевак здесь не любили.
С любопытством озираясь, я вернулся в ночлежку, где обнаружил продолжающих беспечно дрыхнуть моих стражей. Растолкав парней, я устроил им подъём, и вскоре мы уже сидели в знакомой харчевне и с удовольствием поглощали горячие ячменные лепёшки с козьим молоком. Очередные намёки о нападении на базу Элиотов, я пресёк сразу и решительно, желая задавить глупый замысел в зародыше. Мои вояки опять нахмурились и замолчали.
После завтрака утренняя свежесть и низкое солнце могли бы кого угодно настроить на благодушное настроение, но я буквально изнывал в ожидании посыльного от Энки, и, когда появился хранитель Маршар, я встретил его, как родного. Однако в ответ на мои вопросы он развёл руками и просил подождать. Я недовольно поморщился и, не желая коротать время в душном городе, сообщил Маршару, что отправляюсь к реке. Кивнув в ответ, хранитель торопливо зашагал в сторону Пирамид, а я увлёк обиженных ребят к пристани, попутно заговаривая им зубы.
Полноводный Нил блестел и переливался в ярком солнце на фоне ослепительно голубого неба, и лёгкий ветерок волновал густые заросли папируса, широкой зелёной полосой окаймившего берег. Возникло желание окунуться, но тутже пропало от воспоминаний о здешних крокодилах, имеющих отменный аппетит и скверный характер.
Я разулся, скинул лишнюю одежду, устроился на тёплых ступенях и залюбоваться изумительным видом. Постепенно завязался разговор о моём мире. Ребята внимательно слушали, а я говорил и говорил.
Глава 13
За оживлённой беседой два часа прошли незаметно, и мы проболтали бы ещё столько же, но со стороны города вдруг накатила тугая волна тревоги и, как гильотина, отсекла благодушное настроение.
Споткнувшись на полуслове, я поднялся на ноги, обернулся и изменённым взором вгляделся в замутнённые лёгкой дымкой городские окраины. На первый взгляд в красно-оранжевых всполохах тревожно-агрессивных эмоций там происходила какая-то непонятная суета. Однако, внимательно присмотревшись, я увидел, что движение имеет определённый смысл и направление: вооружённые горожане группами и поодиночке спешили к Пирамидам.