Потустороннее в Ермолаево
Шрифт:
– За Светку не волнуйся. При ней её работа. Ездят к ней дамочки отовсюду. Дурит им голову, ворожит-гадает.
– Но она сможет освободиться или это… навсегда?
– Сможет. Чего ж не смочь. Как растает всё – сама справится или помощника пошлёт, он за неё нужное сделает.
– Так почему сейчас не посылает?
– Говорю ж тебе, сейчас не то время, так как надо, сделать не получится. Помощника своего она бережёт, дураков ищет.
–
– Вот далась тебе эта Светка! Ты у нас и дня не провела, а она тебе сон уже перепортила. Иди лучше сюда, поближе, станем наполнение для амулета выбирать.
Анна подошла к сундуку, с любопытством оглядывая разложенные на деревянной крышке вещи.
Чего там только не было!
Отдельными кучками помещались еловые иглы, острые длинные шипы каких-то растений, заточенные деревянные палочки, сучки, обрезки птичьих перьев, скорлупки шишек, сморщенные сухие ягоды, осколки ракушек, острые камушки, пёстрые фасолины.
Были здесь и гвозди. Мотки грубых ниток. Скрученная проволока и булавки, рядом с которыми спутанным комом лежало что-то похожее на мочало.
– Вишь, сколько всего? Тебе выбирать придётся – что в бутылку свою поместишь. Да погоди, я выйду, тогда и начнёшь. Никому нельзя говорить, что ты в ней спрячешь.
– И вам нельзя? Вы же мне помогаете.
– Никому! То твоё дело, тайна твоя! – баба Оня протянула Анне небольшой холщовый мешочек. – Ты пока сюда собери. А через три дня научу, как обряд сотворить.
– А что собрать?
– Сама реши. Прислушайся к себе. Не умом – нутром прислушайся. Посмотри на всё внимательно. К чему рука потянется – то и возьми.
Оставшись одна, Анна осторожно принялась перебирать предметы.
Гвозди и проволоку она сразу отодвинула подальше. Легонько потрогала пальцем гладкие, словно отполированные, шипы и вдруг ясно представила, как они образуют преграду – что-то вроде частокола. Кроме шипов в ней виднелись сучки да хвойные иглы, на которые были насажены красные бусины высушенной рябины и тёмные можжевеловые ягоды. Светлана металась за этим странным ограждением и не могла его преодолеть. А сверху на неё сыпался и сыпался густой снег из птичьих перьев…
Анна сморгнула и видение рассеялось. Остались только странные предметы, кучками разложенные на сундуке.
Неприятные сны, странные разговоры, непонятные бабкины наставленья, старушонка-кика – много разных мелочей, не вписывающихся в обыденную жизненную схему, случилось в Ермолаево.
Поразительно, но эти открытия не тревожили Анну, она воспринимала их спокойно.
Временами лишь лёгкое удивление мелькало где-то на границе сознания. И только.
– Деточка, справилась? Набрала начинку? – заглянула в комнату баба Оня.
– Я сейчас… Минуточку, – стараясь не уколоться, Анна сложила в кулёчек иглы да шипы, прибавила к ним горсть ягод. Подумала и сунула туда же обломки невесомых хрупких перьев.
– Пойдём-ка со мной, теперь тару для оберега выберешь. Можно баночку какую. Можно бутылочку. У меня большой запас.
В чуланчике на деревянных полках выстроилась разномастная посуда – вазочки да бидоны, миски с кастрюлями, бутылки и банки. Всё густо припорошенное пылью, но вполне пригодное для использования.
– На какой глаз задержится, ту и бери, – повторила бабка.
Анна раздумывать не стала, сняла первую попавшуюся бутылочку – небольшую, изящную, со стеклянной пробкой.
– Теперь отмоешь и выставишь в ночь.
– А она от мороза не треснет?
– Ни! Стекло здесь прочное, надёжное. Выдержит.
– Баб Онь, это всё… всерьёз? – наконец решилась спросить Анна.
– Конечно всерьёз! Не шутят такими вещами.
– Просто всё так странно. Я будто внутри былички оказалась. И почему-то всему верю.
– То моя травка тебя поддерживает, чтобы ты не дивилась да не боялась. Вы, городские, отвыкли давно от необычного. Не верите, не хотите замечать. А у нас всё по-простому, помним и знаем всех наперечёт. Стараемся мирно жить, блюдём границы, правила выполняем.
– Какие правила?
– Да разные. Вишь, в уголке сосновая ветка подвешена? Ссохлась вся, а тронуть нельзя. Я её раз в год меняю. Аккурат под новогодье. Так положено. Чтобы суседушка не серчал.
– У вас и домовой живёт?!
– Чш-ш-ш… – прошипела бабка. – Не любит он прозванье это. На суседушку откликается. Под веткой его самое любимое место. А так-то и везде ходит, за всем приглядывает.
– А как же кика?
– А что кика? Она помощница моя первейшая. Она да дворовый. В отличие от остальных, не таятся, показываются. Кику ты видала, а дворовый в спячку залёг, теперь уж до весны. Я и соскучиться по нему успела. Весёлый такой. Шебутной.
Сосновая ветка вдруг качнулась и завертелась кругом, посыпались вниз высохшие иглы.
– Глянь-ка! Суседушко знак подаёт. Ну-ка, пошли отсюда, проверим, что случилось.
В комнатах было тихо. Сумрачный день клонился к вечеру, к окнам льнула темнота. Баба Оня задёрнула цветастые занавесочки, обошла дом, оглядела внимательно, прислушалась.
– Вроде, спокойно. Не пойму, к чему знак-то был?
– Да может просто сквозняком ветку качнуло? – предположила Анна и попросила хмурившуюся бабку, – вы мне больше травок не давайте. Я выросла на быличках да сказках, все ваши чудеса приму, всему поверю и без них.