Потусторонний. Книга 4
Шрифт:
Мой отъезд расстроил друга ещё больше (у него же и так потери, а тут ещё два одарённых уходит). Однако Андрей не стал ни спорить, ни удерживать.
— Раз необходимость создалась, то необходимость соблюсти придётся, — вздохнул он. Мы пожали друг другу руки. Затем я попрощался с Дворкиным, у кого ближайшие родственники жили в Петербурге, и потому он хвостом таскался за Андреем. Молодец, парень. Выдержал бои с демонами не отступив, не проявив страха и уцелев там, где зацепило его опытных товарищей. Может, выйдет из него толк.
— Милоновцы хорошо учат, — сказал он мне на прощание, крепко сжав руку. — Повезло.
— Не
— Эти с тобой? — спросил Дворкин, глядя куда-то мне за мою спину. Поворачиваться я, разумеется, не стал. Знал, про кого речь идёт. Присланные игуменом охранники расположились в серой двухдверной «Тверчанке». За нашим общением церковники-телохранители наблюдали с почтительно удаления. По моей просьбе, потому что молчаливые фигуры позади меня скорее напрягали, а не вселяли чувство безопасности. Пётр, надо сказать, расщедрился. Один из священников был клириком-мастером, а второй паладином, тоже высокого ранга.
— Со мною… Эскорт по-церковному, — тяжело вздохнул я. — Ничего они в эскорте не смыслят, если ты понимаешь о чём я.
— Ты выдержишь. Ты сильный, — то ли пошутил, то ли всерьёз сказал Дворкин.
— Аминь, — в его духе ответил я, и мы разошлись.
Возвращаясь к своей машине, я столкнулся взглядом с моими охранниками. Широко им улыбнулся, и получил в ответ холодное небытие. Они даже беседу поддерживать не пытались, бормоча молитвы на любой мой вопрос. Служили, короче, неистово и совершенно точно не мне.
Однако если это успокоит игумена, то почему бы и не потерпеть компанию? Тем более что они послушные, а когда начнётся большая возня с порталами по всей Российской Империи — лучше порадовать своих нечаянных союзников, а не расстроить.
Пока я поднимаю ранги, конечно.
Так что, если не считать молчаливую охрану, можно сказать, что к рассвету мы с девочками остались совсем одни. Свободные, как птицы, но временно запертые в машине Лизы, на стоянке неподалёку от работающей закусочной. Работница которой очень тревожно спрашивала о том, что же происходит, когда мы заказывали себе горячие бутерброды. Отсюда до Опочки было ближе, чем до Пушкинских Гор, поэтому мы заверили, что ей ничего не угрожает. Получив бумажные пакеты с кушаньями, мы забрались в душноватый мир Лизиного автомобиля и, наконец, поужинали. Заведение порадовало нас явно полежавшими бутербродами с сыром, ветчиной и помидоркой. Такое себе кушанье, конечно, но на голодный желудок подойдёт. Второй раз в такое место заезжать — это, конечно, себя не любить.
Сейчас, в спокойствии и тишине, да с набитым животом, можно было с уверенность заявить: всё было не так уж плохо. По крайней мере, у нас. Я оглядел салон.
Рррупи сидел сзади с планшетом: на голове огромные наушники, морда счастливая, зубы скалятся. Бутерброд он сожрал в один присест и сейчас довольно хрюкал, перепачканный крошками. Надо заставить его машину почистить потом, а то расслабился, свинтус. Василиса лихорадочно изучала новости, иногда радостно сообщая нам про то, что особое положение объявлено даже в Полоцке, что объявлен план «Возмездие», а в Пскове демонборцы подняты по тревоге и переведены на усиленный режим работы. Свой бутерброд она держала в правой руке, и он бессовестно стыл. Ну да всё хорошее ей судья. Пусть это и перевод продуктов, главное, что её эта история не пугает. Между Василисой и Рррупи листала страницы Княгиня. Вот кому было до фонаря на всё происходящее вокруг, так это ей. У неё ж на страницах сильные мужские руки обнимали нежные плечи.
А вот Лиза хмурилась. Да, у неё в городке осталась квартира, но вряд ли девушка опасалась мародёров или вообще как-то переживала за материальное. Просто она у меня очень правильная и любит людей, если ей, конечно, не дают прямого приказа их не любить. Я едва удержался от улыбки умиления, неуместной в такой ситуации. Новообращённая повелительница гроз с тревогой смотрела на то, как идут в сторону Пушкинских Гор колонны бронетехники, а в обратную сторону тянутся синие автобусы с эвакуированными жителями. Очень медленно ползли машины, очень. Где-то в районе поселка Балаши один из автомобилей перевернулся, перегородив полосу, отчего выросла огромная пробка.
И при этом к закусочной никто не поворачивал. Страх гнал жителей прочь, и мы провожали их взглядами, дожёвывая не самые вкусные бутерброды. В целом — норм.
«Тверчанка» охраны торчала на той же стоянке позади нас, и взгляды церковников жгли затылок. Хорошо, что у Лизы в машине есть тонировка, и моё сопровождение не видит Рррупи. Уверен, с таким серьёзным подходом к работе, у ребят совершенно точно возникнут вопросы к удивительному зверьку.
— Игумен сказал, что пока я здесь, демоны так и будут лезть, — поделился я с девчонками, когда доел. — Переложил на меня ответственность, стервец. Говорит, что кто-то слишком много обо мне знает и передаёт на ту сторону.
Лиза машинально повернулась назад, к Василисе. Зелёные глаза ведьмочки распахнулись широко-широко от возмущения:
— Да не я это! Не смотри так!
— Ты уже его предавала! — прищурилась Лиза.
Я кашлянул. С намёком кашлянул, вспомнив ей историю с Лавровыми, по чьему наказу мне в лобешник пуля прилетела на старте моей демоноборческой карьеры. Как бы, тут тоже у кого-то в глазу бревно торчит. Я обиды не держу, но давайте ближе к справедливости.
— Прости, Люшк, — залилась румянцем Лиза. Умница, сразу всё поняла. — И ты, Василисичка, прости. Это я из-за нервов сама не своя. Так людей жалко…
— О своих думать надо, — обиженно проворчала Вася. — А не о чужих.
— Так, дамы, не ссорьтесь, —вмешался я. — Кто бы там на Мордарда ни работал, он уже должен знать куда мы едем. Я стараюсь всех держать в курсе! Как и завещал великий Пётр.
И это было правдой. Я не скрывал цели нашего путешествия. Ёжкина кошка, да я даже работнице закусочной сказал куда едем и зачем. Так что легенду блюду и блюсти буду.
— Вообще, я Мордарда не слушаю. Он бубнит постоянно что-то. Обещает разное дурацкое. Вон, клянется вылечить меня! — хихикнула Василиса. — Говорит, что это ты меня изменил, а он может всё исправить. Дурак, зачем это исправлять?
Мы встретились взглядами в зеркале заднего вида. Рыженькая сексуально подмигнула:
— Я не хочу, чтобы это исправляли. Я, может быть, всю жизнь о таком мечтала!
— Все долгие семнадцать лет, — хмыкнула Лиза.
— Восемнадцать, Елизавета Андреевна! — совершенно серьезно заявила Василиса. — Исполнилось в апреле.
— О, это многое меняет! Взрослая жизнь! — покачала головой Лиза.
— Старикам виднее, — обезоруживающе улыбнулась Вася.
— Дамы? Вы меня беспокоите! Давайте-ка мир-дружба-наждачка! — снова вмешался я.