Потусторонний. Книга 4
Шрифт:
Я выключил ролик, потёр переносицу. Ничего себе номер. Пришла помощь, откуда не ждали. Ладно, может и выгорит у них что-то. Чем больше зон захлопнут, тем лучше. Интересно, а сканеры и прочая первоцерковная технология останутся или нет, м? Вариантов то много разных с нею было.
Так, хватит чушь разную смотреть. У меня куча дел. И для начала надо встретиться с Лизой.
Причём, с удивлением заметил я, желание было именно увидеть девушку. Бесцельно. Интересный и приятный опыт, надо сказать. На звонок она не ответила, но такое бывает у неё. Телефон оставляет
С этой мыслью я вышел из своей комнаты. Слишком неосмотрителен, слишком праздно и, наверное, безалаберно. Потому что меня ждали мои старые знакомые! Почти всей компанией! Здесь только Толстого не было. Молодец, парень, учится. Остальные безнадёжны.
— Доброго дня, выродок, — улыбнулся Рошенов.
— Иисус милосердный, сударь, вы ещё живы? — удивился я ему.
Большеголовый держался позади всех, с максимально независимым видом. Будто бы ждал, когда товарищи поскорее закончат с этим недоразумением. Правильный подход. Держи, братец, дистанцию. В следующий раз ведь может не так повезти. Тонкий подрагивал всем телом, сжимая-разжимая кулаки. С этим всё понятно. Носатый испуганно прятал глаза. Ага, и этот обучаем. А вот Жидкоусый смотрел с ненавистью.
— Живее многих, выродок, — маркиз не переставал неприятно ухмыляться. — Ты мне должен.
— Всех кому должен — тем прощаю, — пожал плечами я, попытался пройти, но дорогу мне преградил Тонкий.
— Дослушай, — процедил он.
— Лучше отойди. Второй раз жалеть не стану, — встретил я его взгляд. Ноздри молодчика раздувались.
— Дослушай, безродыш.
— Завтра, выродок, ты пойдёшь в деканат. Где заберёшь свои документы, — продолжал маркиз. — На следующей неделе тебя здесь быть не должно. Понял?
— С чего вдруг? — спокойно, Илья. Тут всюду камеры, тебя провоцируют. Если ударишь первым…
— Стой смирно, Артемьев, — процедил Жидкоусый.
— Это в твоих интересах. И в интересах твоей девки, — сказал маркиз. У меня скрипнули зубы, по телу разлился холод. В воображении лицо Рошенова растянулось, как сырой блин, а затем лопнуло. Тихо. Тихо. Не сейчас.
— Если хоть волос упадёт… — очень тихо и спокойно проговорил я. И Тонкий противно хихикнул, а маркиз поднял руку, брезгливо держа в пальцах локон чёрных волос. Безмерное безвременье… Локон вспыхнул, заискрился и исчез в магическом огне. Жидкоусый хохотнул. А вот Большеголовый даже отошёл подальше. Ему явно не очень хотелось здесь находиться. Он виновато взглянул на меня.
— А ты мерзавец, Рошенов, — очень холодно произнёс я. Внутри всё клокотало. Убить. Убить скота.
— Ваше сиятельство, Артемьев, — маркиз не понимал, насколько близко находится к смерти.
— В задницу иди, сиятельство, — шагнул я к нему. Он не отступил, но вздрогнул. Боялся удара, очевидно. — Ты очень зря впутал сюда её, Рошенов. Что ты с ней сделал?
Блондинчик мерзко хмыкнул. Я снова взялся за телефон, вызвал Лизу, глядя в лицо ублюдка. Порву. Порву тварь.
— Спешишь, безродный. Тебе сказали, что нужно делать. Значит, делай! — вмешался Жидкоусый. И показал мне прядь рыжих волос. — Поспеши, можешь и не успеть.
Вася…
— Ребята, вы, определённо, пресытились жизнью, — ёжкина ты кошка, если я не положу их прямо сейчас, то…
— Господа! Всё ли у вас в порядке?
По коридору со стороны лестниц к нам шла Анастасия. Все как один повернулись к ней, и вид приняли максимально нейтральный. Кроме меня. Я мерил Рошенова взглядом, чувствуя, как распирает в груди жгучее, болезненное чувство.
— Всё прекрасно, госпожа распорядительница, — поклонился ей маркиз.
— Илья?
— Чудесно. Обсуждали вопросы философского порядка. О жизни. О смерти, — ледяным тоном сообщил я. — Неминуемой смерти. Неизбежной.
— Простите, господа, — Рошенов картинно посмотрел на часы. — Опаздываю в парикмахерскую.
Жидкоусый снова хихикнул. Свита маркиза медленно направилась к выходу с этажа. Последним плёлся Большеголовый. Он украдкой показал мне знак, мол, не слушай его. Мол, ничего серьёзного. Я перевёл взгляд на Анастасию.
— Они снова задирали вас, Илья? — от неё приятно пахло, но сейчас это скорее раздражало. Появилась она слишком не вовремя. Я прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Нет, скорее, распорядительница пришла как нельзя кстати. Меня пробило на эмоции, и это верный признак ошибки. Так что надо бы хоть цветы ей потом выслать.
— Мне срочно надо идти, — сказал я.
— Вы должны остановить это, Илья, — преградила мне дорогу Анастасия. — Я могу помочь, но вы должны со мною сотрудничать. Академия не приветствует подобные шайки, что сколотилась вокруг маркиза Рошенова. Несмотря на весь оказываемый ему протекторат со стороны рода Лихомировых, руководство Академии очень трепетно относится к внутреннему климату.
— Спасибо за заботу. Думаю, я справлюсь сам.
— Илья! — повысила голос Анастасия. Глаза её сверкали. — Я знаю, что они от вас не отстанут. Вы сильны, но они найдут, как вам насолить. Так уж устроены люди. Благородные люди. В деканате знают о вашей проблеме. Вернее, о нашей проблеме. Вместе мы можем вывести их на чистую воду. Вам нужно только…
— Простите, госпожа распорядительница, мне действительно очень надо идти.
Телефон зазвонил. Лиза. Я сорвал трубку, мигом забыв про опешившую Настю.
— Лиз? Ты в порядке?
— Да! Люшка, ты уже здесь? Пойдешь в театр? — непосредственно прощебетала она. — Тут старшие курсы ставят спектакль по Крымской Войне, девочки очень рекомендуют! Любовь русского офицера и одарённой татарки! Романтично!
— Что с Василисой? — едва дослушал её я.
— А что с ней? — удивилась Лиза. — Утром завтракали вместе. Она что-то задумала, Люшка, клянусь тебе. Хитрая бестия. Ты вообще сам-то в порядке? Очень ты тревожный какой-то! Случилось что-нибудь.
— Да. В порядке. Рад тебя слышать, Лиз.
— Давай в садике с похотливым херувимом встретимся? Буду там через десять минут.
Значит, женские локоны у этих ублюдков были просто символом. И эти символы попали мне в душу. Вот ведь Рошенов гнида… Однако это ничего не меняет. С подонков станется воплотить свои слова на деле.
Если я не остановлю их раньше.
— Простите, Анастасия, — устало сказал я распорядительнице. Эти эмоциональные качели меня прямо пошатнули. — О чём мы говорили?