Повелитель баталий
Шрифт:
В аэропорту Каспийска мы с младшим сержантом Чубо помогли пограничникам перетащить матрацы на грузовик, потом забросили туда несколько ящиков стандартного для армии зеленого цвета и по приказу старшего лейтенанта сами забрались в кузов. На сей раз мы ехали недалеко, не больше километра, и снова стали грузчиками. Те же самые вещи мы теперь уже перетаскивали в вертолет.
Не знаю, как мой командир отделения Володя Чубо, но лично я сделал, как мне показалось, обоснованный вывод. Раз нас заставили помогать погранцам, значит, это было необходимо для скорейшего отправления вертолета в путь. Такая заинтересованность
Оказалось, что я прав. Когда мы закончили погрузку, я увидел, что Станиславский сидит в салоне, оборудованном в передней части стандартными авиационными креслами, рядом со старшим лейтенантом погранвойск. Взмах руки нашего командира надо было понимать однозначно: «Загружайтесь сами, устраивайтесь со всеми возможными удобствами».
Таковых в грузопассажирском вертолете было мало, но он, по крайней мере, выглядел новеньким, не дребезжал как консервная банка, брошенная на асфальт. Мы с погранцами расселись, как уж смогли, и машина взлетела. Конечно, даже в грузовом самолете шума было меньше, чем здесь. Зато в салоне уже не воняло отработанным топливом. У меня было полное ощущение того, что до места назначения мы обязательно доберемся. Вполне вероятно, это дело обойдется без происшествий.
Смотреть по сторонам и прилипать носом к стеклу иллюминатора было интересно. Но это занятие слегка портило нервы, поскольку летели мы на небольшой высоте. С двух сторон от вертолета тянулись горные хребты, заставляющие его повторять повороты ущелья, при этом активно ложиться набок. Иногда у меня возникало ощущение, что пилоты наши – мужики рисковые, летят, надеясь на удачу. Авось винт не заденет за скалы! Конечно, я понимал, что это не так, весь полет у них просчитан, тем не менее в иллюминатор старался смотреть реже, хотя сидел рядом с ним, устроив на коленях свой рюкзак.
Скоро мне стало закладывать уши, чтобы нормализовать внутричерепное давление, я сидел с открытым ртом. Все это говорило о том, что вертолет забрался высоко, хотя горные хребты за стеклом иллюминатора стали вроде бы ниже, да и крутизна их уменьшилась. Но я понимал, что это всего лишь видимость.
К моему счастью, лететь нам довелось недолго. Уже через час вертолет сделал над летным полем так называемую коробочку и пошел на посадку, которая завершилась вполне благополучно. Нас опять встретил грузовик, в который нам вместе с погранцами пришлось таскать все то, что прилетело с нами. Подошла другая машина, как я догадался, с обратным грузом, но им занимались уже другие солдаты-погранцы. Мы уехали в кузове первой машины. На сей раз старший лейтенант Станиславский сидел вместе с нами.
Место здесь было не жаркое, хотя солнце грело основательно, и кожа лица чувствовала это. Однако условия высокогорья тем и отличаются, что воздух там прохладный. Я это знал, хотя в настоящих горах ни разу не был. Дух у меня не захватывало, как у многих. Но, возможно, просто потому, что мне еще ни разу не довелось подойти к краю пропасти и сверху посмотреть на поток, бушующий внизу. Говорят, это незабываемое зрелище. Но в мои молодые годы не стоило жалеть о том, чего я еще не видел.
Времени на раскачку нам отпущено, как оказалось, не было. Кто-то там, наверху, просчитывал все наши действия с точностью до десятка минут. Поэтому мы успели только пообедать в столовой погранотряда, как старший лейтенант Станиславский дал команду к выступлению. Я понял, что мы будем двигаться не пешим ходом, а на машине. Стандартный военный «УАЗ» стоял перед штабными дверями.
Перед тем как загрузиться в машину, Станиславский собрал наши документы, приказал срезать погоны и нарукавные эмблемы. Все это он передал начальнику пограничного отряда на хранение. Свои документы, погоны и петлицы старший лейтенант приложил к нашим.
– Девичьи фамилии своих матерей знаете? – спросил командир взвода, ничего при этом не объясняя и тем только усиливая наше любопытство. – Или напомнить вам?
– Так точно! – отрапортовал младший сержант Чубо, который и без погон все равно продолжал для меня оставаться командиром отделения, точно так же, как старший лейтенант Станиславский не перестал быть моим взводным. – Знаем. Я, по крайней мере.
– Так точно! – добавил я. – И я знаю.
– В случае чего, это теперь ваши фамилии.
– А что может произойти? – все же спросил я.
– Потом объясню, – пообещал Станиславский и посмотрел на часы. – Примерно через час.
«УАЗ» неторопливо, но уверенно вез нас по высокогорной дороге. Даже двигатель его не чихал от малого количества кислорода в воздухе. Да и мы этого как-то не ощущали. Потом дорога круто пошла вниз. Мы спустились в долину, а дальше уже ехали просто по камням, устилавшим берег реки.
Может быть, это природное явление и называлось рекой. Его ширина соответствовала, наверное, этому громкому титулу, но глубина оказалась такой, что в башмаках можно было перейти на другой берег и не замочить штанины.
Так мы тряслись достаточно долго, добрались до места, где в реку впадал небольшой ручей, свернули направо и через пять минут хода остановились перед металлическими воротами с красной звездой на каждой створке. Оказывается, этот символ Советской армии кое-где еще сохранился.
– Застава, – сообщил водитель-прапорщик.
Ворота перед нами распахнулись, и «УАЗ» въехал на территорию.
Дальше все было так же скоротечно и просто, как и раньше. К нам подсели два солдата-пограничника. В машине имелись откидные боковые сиденья, которыми эти ребята и воспользовались. Мне показалось, что такое дело было для них привычным.
Водитель сразу выехал, но после того как пересек ручей, впадающий в речку, стал часто посматривать на часы. Видимо, он выдерживал график. Прапорщик несколько раз задавал вопросы старшему лейтенанту Станиславскому, но нам на заднем сиденье из-за урчания не самого тихого двигателя не было слышно ни слова. Станиславский отвечал коротко, но тоже посматривал на часы. Наверное, они согласовывали порядок действий.
Скоро «УАЗ» совсем сбросил скорость и теперь просто полз по берегу, вид которого изменился. Склоны гор, спускавшиеся к воде, стали лесистыми, поросли елками, можжевельником и лиственными кустами. Скоро автомобиль остановился. Пограничники открыли заднюю дверцу и выскочили. Я тоже положил ладонь на ручку, но старший лейтенант Станиславский, как оказалось, имел глаза и на затылке.