Повелитель крыс
Шрифт:
Взгляды двоих магов встретились. Происходящее напоминало жутковатое соревнование по перетягиванию каната. Григорий боролся с Михасем, напрягая последние силы, а его соперник, похоже, был спокоен и как бы вообще не напрягался. У него даже хватило наглости бросить взгляд на застывшего в ожидании грифона и кивнуть ему.
— Можешь приступать, Фроствинг, — возвестил Михась-Франтишек.
— Слушаюсь и повинуюсь… мой повелитель.
Слишком поздно Григорий понял, что попал именно в ту точку, где его желал видеть Михась.
Голоса заполонили его разум. Нет, не просто голоса — то были
— Неправильно! — возопила вдруг в унисон толпа-Михась. Похоже, эти частицы не были вовлечены в процесс соединения. Похоже, они даже боялись этого. Этот страх принадлежал Михасю. — Неправильно! Перестань!
Поток мгновенно иссяк, но Григорий чувствовал, что неподалеку парят чужие души в ожидании приказа, который позволил бы им последовать за своими предшественницами. Он хотел, чтобы они последовали за ними, мечтал, чтобы они вновь стали частицами его, но не знал, как этого добиться.
— Кто ты такой? — вопросил сердитый хор, на фоне которого особо выделялся один голос. — Что ты натворил?
Мало-помалу Григорий обрел чувство реальности. Он заморгал и почувствовал, что продолжает поединок с Михасем-Франтишеком. Тереза отчаянно пыталась передать ему свою силу. Физиономия Франтишека выражала неприкрытую ярость, но это выражение мгновенно сменилось наглой самоуверенностью, которая так соответствовала характеру Михася Великого.
— Фроствинг! — Головы частиц Михася повернулись к грифону. Тот кланялся, шаркал лапами, царапал когтями пол, но почему-то не раболепствовал, как ему, по идее, следовало бы. Однако, похоже, замечал это только Григорий. Михась же пребывал в упоении собственным могуществом. — Изволь объясниться!
— Мой господин, мой благороднейший и великолепнейший повелитель, я ничего не в силах объяснить. Могу лишь предположить… Он — также и вы, и потому имеется некоторое сродство. Я пробудил частицы вас во всех, кто носит их в себе, и направил их сюда, но впечатление такое, словно они желают чего-то большего. Из-за того, что ваша дочь питает интерес к этому недостойному существу, она их притягивает не к вам, а к нему.
— Но это абсурдно! Она — кровь от крови моей!
Грифон пожал плечами и беспомощно развел передними лапам.
— Я лишь высказываю предположение, мой господин. Ритуал вы сами придумали, я могу только поспособствовать его исполнению.
— Конечно, мой драгоценный кусок камня! Но… — Все взгляды устремились к двоим пленникам. Невзирая на то, что силы у Григория теперь было намного больше, Михась ухитрился, говоря с грифоном, держать его в бездействии. Да еще и руку Терезы он удерживал, как бы и не напрягаясь. — Пожалуй, это может быть правдой…
Григорий Николау попытался вырвать руку Терезы из пальцев Михася-Франтишека. На этот раз ему удалось нанести удар по магу-сопернику, но Михась отразил этот удар и был готов продолжить свои рассуждения, но его отвлек Фроствинг.
— Да позволено мне будет выказать такую дерзость, мой повелитель… Дело, как мне кажется, в вас. В том, как вы были принуждены… начать жить снова.
— Как я был принужден… Да! — Франтишек выпустил руку Терезы и обернулся к тем, кто окружал его. — Да, конечно.
Не интересуясь ответом, не желая его слышать и видеть, Григорий увел Терезу в другую сторону, все пытаясь найти выход из круга. Выхода не было. Частицы Михася стояли несокрушимой стеной.
— Что же нам делать? — шепотом спросила Тереза, изо всех сил стараясь не выказывать страха.
— Я постараюсь перебросить нас обоих отсюда в другое место. Держись крепче.
Она крепче сжала его руку, но это ничего не дало. Как ни напрягался Григорий, ему недоставало ни воли, ни владения магической силой, чтобы побороть ту силу, что держала его здесь.
Времени для второй попытки не было — перед ними снова встал Михась-Франтишек. Серо-голубые глаза, некогда принадлежавшие связанному магу, смотрели холодно — так холодно, что Григория зазнобило.
— Я действовал неправильно. Я совершил ошибку. Я сосредоточил силу не в том направлении.
— Как прикажете, драгоценный повелитель. — Фроствинг тайком взглянул на парочку неудачливых беглецов. — Как прикажете…
— Я должен сосредоточиться и снять это сопротивление. Оболочка останется и наполнится моим могуществом! — Лица частиц Михася озарились сияющими улыбками. Франтишек шагнул к Григорию и Терезе. — Тебя следует уничтожить, Григорий Николау. Как только оболочка станет пуста, я смогу использовать ее по назначению. Это была моя ошибка. Я думал, что смогу вместить и тебя, как всех прочих, но твоя частица мне больше не нужна. Ты не мое тело, ты — инородное тело. Но все же ты как оболочка по-прежнему удовлетворяешь моим требованиям, так что тебе как личности попросту придется исчезнуть.
Григорий встретился взглядом с грифоном. Злорадная ухмылка Фроствинга стала шире. Он склонил голову и сказал:
— Он желает уничтожить твой дух, ту личность, что зовется Григорием Николау, чтобы без помех заполучить твое тело.
Григорий гадал, почему бы это так забавляло грифона, который до сих пор всем своим видом показывал, что ничто не порадовало бы его больше, чем абсолютное и бесповоротное фиаско его господина и повелителя.
— Фроствинг, женщина нам для этого не понадобится, — распорядился Михась, сделав в лице Петера Франтишека шаг вперед. Шагнули вперед и другие частицы Михася. Круг сомкнулся еще плотнее. — Нужны только ты и я, тень моего второго «я». Оба мои «я».
Григорий нанес удар. Удар был отражен. Франтишек только едва заметно покачнулся и продолжил неминуемое приближение.
Когтистая лапа легла на плечо Григория. Фроствинг, оказывается, переместился.
— Пора принять неизбежность, как данность, дорогуша Григорий! Позволь, я уведу дамочку. На нее тут другие планы имеются, так что тебе нет нужды удерживать ее. Ты должен понять, кто ты такой, и смириться с этим. Ты — это он, а он — это ты, но ты — тело, а тело, как тебе известно, — якорь жизни. Только вспомни о бедняге Петере.